Послушарики

Тут нас сразу осенило, и мы договорились встать на следующий день еще до того, как розовая заря окрасит восток, и отправиться в сад миссис Симпкинс.

Мы и вправду встали очень рано… Только часто задуманное накануне вечером начинает казаться ужасно глупым, когда вы просыпаетесь росистым утром.

Мы крадучись спустились по лестнице с ботинками в руках. Денни очень осторожный мальчик, но невезучий: он уронил ботинок, который с грохотом покатился вниз по лестнице, будя эхо, похожее на раскаты грома, и поднял с постели дядю Альберта. Дядя Альберта выскочил из своей комнаты, но мы объяснили, что хотим немного поработать в саду, и, дав нам разрешение, он вернулся досыпать.

Ранним утром, когда люди еще в постелях, всё такое красивое и непривычное. Говорят, это потому, что тени лежат по-другому, а не как в разгар дня. Ну не знаю. Ноэль называет это время «когда феи только что закончили прибираться». Как бы то ни было, спозаранку чувствуешь себя не так, как обычно.

Мы обулись на крыльце, взяли садовые инструменты и пошли к белому коттеджу. Это хороший коттедж, как на картинках, которые выдают в школах для девочек, чтобы вы раскрасили карандашом соломенную крышу – если умеете. А если не умеете, просто оставьте рисунок, как есть, он все равно отлично смотрится, если вставить его в рамку.

Мы оглядели сад. Он был очень аккуратным, только одно место заросло густой травой. Я узнал крестовник и песчанку, а названий других сорняков не знал.

Мы рьяно взялись за прополку, пустив в ход все инструменты – лопаты, мотыги и грабли. Дора работала совком и сидя, потому что у нее все еще болела нога. Мы отлично расчистили заросший участок, выполов все противные сорняки и оставив только красивую коричневую землю. Мы работали как можно усердней и были счастливы, потому что трудились бескорыстно, никто и не думал занести наш подвиг в «Книгу Золотых Дел» (мы договорились записывать в эту книгу свои добродетельные поступки и добрые дела друг друга, если удастся заметить за кем-нибудь из нас что-то добродетельное).

Едва мы закончили и осмотрели прекрасные плоды нашего честного труда, как дверь хижины распахнулась, и вдовая мать солдата налетела на нас, как дикий смерч. Ее взгляд был подобен яду анчара – смерть тому, кто приблизится к этому ядовитому дереву.

– Вы злые, назойливые, мерзкие дети! – сказала она. – Неужели вам мало вашего огромного участка? Ползали бы по нему сколько угодно и портили там всё, что захотите! Так нет – вам приспичило вломиться в мой маленький садик!

Некоторые из нас глубоко встревожились, но мы не обратились в бегство.

– Мы просто пропололи ваш сад, – сказала Дора. – Хотели чем-то помочь.

– Проклятущие маленькие приставалы! – закричала вдова. Это было очень грубо, но в Кенте все говорят «проклятущий», когда сердятся. – Вы повыдергивали капусту и репу! Репу, которую мой мальчик посадил перед отъездом. А ну, проваливайте, пока я не отдубасила вас ручкой метлы!

Она набросилась на нас с метлой, и даже самые смелые из нас побежали. Освальд был «даже самым смелым».

Когда мы ушли от опасности, Освальд сказал:

– Капуста с репой выглядели в точности как сорняки!

– Вот что получается, когда пытаешься совершать золотые дела, – заявил Дикки.

Мы молча зашагали домой, полные угрызений совести, и тут нам повстречался почтальон.

– Письма для Рва, – сказал он и торопливо прошел мимо: он немного запаздывал с разноской почты.

Мы начали перебирать журналы и письма (почти все они были для дяди Альберта) и обнаружили открытку, прилипшую к журнальной обложке. Элис отодрала открытку и увидела, что она адресована миссис Симпкинс. Мы, как честные люди, прочитали только адрес, хотя по правилам чести вы имеете право читать врученные вам открытки, даже если они посланы не вам.

После жаркой дискуссии Элис и Освальд заявили, что не боятся, и вернулись к коттеджу. Элис держала открытку так, чтобы мы видели только адрес, а не исписанную сторону. С сильно колотящимся сердцем, но с виду совершенно невозмутимые, мы подошли к белой двери коттеджа.

Мы постучали, и дверь резко распахнулась.

– Ну? – спросила миссис Симпкинс.

Она говорила тоном, который в книгах называют «кислым».

– Нам очень, очень жаль, что мы испортили вашу репу, – сказал Освальд. – И мы попросим отца как-нибудь это загладить.

Миссис Симпсон буркнула, что не хочет быть никому обязанной.

– Мы вернулись, – продолжал Освальд со своей обычной невозмутимой вежливостью, – потому что почтальон по ошибке дал нам вместе с нашей почтой вашу открытку.

– Мы ее не читали, – быстро добавила Элис.

Зря она это сказала. Само собой, не читали, как же иначе! Но, возможно, девочкам видней, в чем могут заподозрить человека женщины.

Мать солдата взяла открытку (вообще-то выхватила, но вежливее сказать «взяла») и долго смотрела на адрес. Потом перевернула, прочитала написанное на обороте, очень длинно вдохнула и ухватилась за дверной косяк. Ее лицо стало ужасным, похожим на восковое лицо мертвого короля, которого я однажды видел у мадам Тюссо.

Элис все поняла, схватила солдатскую мать за руку и вскричала: