Последыш

Россия врывалась в окно под перестук вагонных колёс заброшенными пахотными просторами вперемежку с перелесками, которые без зазрения совести можно назвать лесным винегретом. Казалось, даже запахи разнотравья проникают в окно при помощи ветра, иногда швыряющего в поезд эти запахи, как снежки, но только летние. Грустно было разглядывать ранее могучую сельскохозяйственную страну, брошенную гибнуть и зарастать репейником по воле московской кремляди, захватившей трон сто лет назад, да так и не сделавшей для страны ничего из того, что было обещано Ульяновом-Бланком. Видать, не «любая кухарка сможет управлять государством», как любил выражаться этот одиозный субъект. Для огромной страны нужен настоящий хозяин, а не жидовские торгаши, сменившие на троне один другого, да так и не познавшие русский язык, в котором, как в яйце, хранится Истина русского народа.

Шура сидела у вагонного окна на подушке, взгромоздившись на неё с ногами и закутавшись в одеяло так, что сверху одеяльной пирамиды красовалась только голова вагонного сфинкса, жадно высматривающего сквозь беспокойное окно все негаснущие тайны земли русской.

Шурочка числилась городским ребёнком и бывала на периферии только от случая к случаю, да и то мимоездом. Бабушка хотя и не отрицала великую силу природы, но общаться с ней не любила, считала, что брожение в лесах и даже городских лесопарках – сплошная бредятина. И так поступают только те, кому делать нечего.

Саша не возражала, что у каждого человека должны быть какие-то жизненно важные дела, ради которых и дана жизнь. Но упрямо замыкаться в пусть даже очень важных делах-делишках-ладушках она вовсе не собиралась и отдавалась общению с природой всякий раз, как только ей это удавалось. Только погибающая на глазах страна не дарила весёлых дум, наоборот, в голову ползли совсем нехорошие мысли о разворованной Родине:

В какой-то дрёме очень странной
остекленела наша Русь.
Зелёный морок по урманам
застыл…
как будто дремлет грусть.
В деревне пусто.
Нет майдана.
И нет на пастбище коров.
С остекленением тумана
не видно люда на Покров.
Да и в домах немые окна —
пустынно.
Будто бы погост,
под сизым дождиком промокнув,
открыл в немую небыль мост.
России горькая кручина —
в мосту прогнившая доска,
но мать-старушка неповинна
в том, что свирепствует тоска.
Всем наша Русь дарила щедро
благословенье и уют.
С песком златым чумные ветры
нам отходную пропоют.
Хрустальным стало ударенье.
Эй, потерявший стремена,
в гробу стеклянном ждёт спасенья
остекленевшая страна…

Шура взяла рекламный буклет, лежащий на вагонном столике, на обороте которого она только что выразила захлестнувшую душу грусть и прочла, стараясь абстрагироваться и оценить написанное под ракурсом человека, впервые увидевшего стихи. Девушка иногда изливала в стихотворной форме нахлынувшие в голову мысли. Некоторые даже звучали довольно красиво, но это новое Шуре явно не понравилось: какая-то безысходность сквозила из каждой строки. Эх, жаль нет рядом Иннокентия Васильевича, уж он смог бы разобрать новые вирши и разложить по полочкам все допущенные ошибки.

Сейчас Шура официально уже считала себя вдовой и серьёзной женщиной за одну ночь прожившей и испытавшей много из того, на что остальные люди тратят годы и годы безупречного существования. Это почувствовала даже бабушка и утихомирила свой начальственно-воспитующий тон в адрес внучки. Во всяком случае, она никаких возражений против поездки в Аркаим не высказывала, и поезд увозил Шурочку вместе с Тришкой в Тмутаракань за тридевять земель в триодиннадцатое царство.

Парень, как и обещал накануне, взял пару билетов, но в вагон СВ. Такие вагоны со множеством удобств были модны во все века существования железных дорог, даже в военные времена.

Но железка была изобретена русскими механиками братьями Черепановыми всерьёз и надолго, поэтому никакие самолёты и вертолёты не взяли ожидаемый верх над передвижением по земле русской. Россия оставалась и будет богата своими просторами, а это можно почувствовать, только передвигаясь по земле, пусть не пешком, но с размеренным воодушевлением серьёзного человека.

Кстати, недаром же испокон веков по Руси ходили гусляры, скоморохи, странники, монахи, коробейники и прочие пилигримы, разнося по миру всякие вести: на людей посмотреть и себя показать. Вероятно, эта черта русского характера никогда не вымрет и не выветрится на российских дорогах.