Последыш. Книги I и II

Поговорить не удалось — были заняты. Впрочем, зависит от того, как посмотреть. Сначала были заняты оба, а потом она лишь подыгрывала ему, имитируя страсть, а он, — мудрец хренов, — этого не понял. Вернее, понял, но, к сожалению, не сразу. А дело было так. Елена пришла ближе к полуночи. Сказала, что думала, он переместится прямо в ее апартаменты, но этого не случилось, и тогда, она двинулась пешком. Звучало неубедительно, потому что за все время их отношений Ингвар ни разу не был в ее спальне. Тем более, никогда еще туда не перемещался. Всегда приходила к нему именно она. Еще не правило, но уже что-то вроде устоявшейся привычки. И всегда, она приходила практически сразу после того, как Бармин уходил к себе. Выжидала где-то с полчаса, чтобы дать ему время принять душ, и появлялась под дверью, ни разу, впрочем, не успев в нее постучать. Он всегда ощущал ее присутствие раньше и сразу же выходил, чтобы встретить. Поэтому, учитывая, что сегодня он ушел в десять, а она пришла к нему без четверти двенадцать, Елена порядком задержалась. Скорее всего, говорила с Варварой, но отчего-то не желала это признать.

Бармин, впрочем, не стал ее уличать, и расспрашивать не стал тоже. Догадывался, что причина была не из тех, о которых Елене хотелось бы говорить, вот и не стал. Вместо этого он подхватил девушку на руки и внес в спальню. Поцеловал, захлопывая ногой дверь. Сначала в губы, потом в шею в том месте, где она переходит в плечо, а потом спереди прямо в выемку под выступом гортани. Здесь, как он успел уже узнать, у княжны Збаражской находилась крошечная, но невероятно чувствительная эрогенная зона, и, если целовать ее там, одновременно массируя пальцами затылок, Елена довольно быстро заводилась, переходя от тяжелого дыхания к тихим стонам.

Остальное — дело техники. Аккуратно уложить девушку на постель, медленно и со вкусом раздеть, — направляясь к нему, Елена специально надела черное кружевное белье, чулки на поясе, комбинацию и платье, чтобы было что снимать, — и наконец, увлекшись процессом, заняться самыми притягательными достопримечательностями: маленькой упругой грудью, округлыми ягодицами и тем, что в дни его студенческой молодости называлось «альковом». Увы, но ни научный термин «вульва», ни его бранные или бытовые эквиваленты Бармину не нравились ни в той жизни, ни в этой. Однако, как-то же нужно называть это чудо чудное? Так почему бы не «альков»? Но, когда двое заняты друг другом, суть уже не в названии, а в действии и связанными с ним ощущениями и переживаниями.

В большинстве случаев, Лена понимала его, что называется, с полуслова, и, если не возражала, — а она, кажется, не возражала ему никогда, — то тут же включалась в процесс. Так случилось и на этот раз. Едва он коснулся пальцами внутренней поверхности ее бедер, как Збаражская тут же согнула ноги в коленях, одновременно подтягивая их ближе к груди, и развела еще шире. Это называлось у них «полный доступ», и автором термина являлась сама Елена. Ингвар назвал бы это как-нибудь иначе. Но дело не в названии, а в том, какой при этом открывался вид. Такую красоту Бармин прежде видел только в каталоге доктора Гольдмана — великолепного пластического хирурга, специализирующегося, в частности, на внешних половых органах женщин, и по совместительству закадычного друга доктора Бармина.

На самом деле, у Михаила Лазаревича, с которым, пока здоровье позволяло, Игорь Викентиевич неоднократно и помногу пил, в его частной клинике в Питтсбурге имелось два каталога. Один — официальный с рисунками и фотографиями гипсовых слепков, и другой — для личного пользования, а также для избранных клиенток и их законных и незаконных мужчин. В этом втором альбоме находились цветные фотографии высокого разрешения, сопровождаемые различными научными, антинаучными, а иногда и весьма фривольными пояснениями на двух языках, — русском и английском, — с редкими приписками на латыни. Так вот, если исходить, из того, что видел сейчас перед собой Ингвар, — и к чему собирался незамедлительно припасть «жадными устами», — у княжны была самая восхитительная, по мнению доктора Гольдмана, вульва, называемая — среди прочих имен и прозвищ, — «княгиней». Такой вот, прости господи, каламбур: «княгиня» у княжны.