Последствия старых ошибок

— С чего бы? Ты невыносим, как и всегда, — комкрыла вздохнул, повертел головой, но из сухого в каюте осталось только расшитое декоративным узором полотенце (такую вышивку называли когда–то «ришелье»). — Только один человек на моей памяти мог тебя не просто терпеть, и того ты пытаешься сейчас угробить.

— Вот потому я и должен быть на Тэрре.

Генерал Абэлис, поколебавшись, взял полотенце, наклонился к Энрихе и стал вытирать ему лицо:

— Это не заразно, хотя бы? — спросил он, аккуратно и тщательно убирая пот. Он всё привык делать аккуратно и тщательно.

— При контакте? Вряд ли.

— А как?

— Мама в детстве говорила — не ешь с ножа, придёт вашуг и уведёт с собой душу. Часть правды в этом есть, видимо. Мне попалась потом старинная история про то, что посредником духу зверя служит именно холодное железо. Вот это мы с тобой сейчас и проверим.

Странный звук прошелестел во внезапной тишине.

Энрихе заставляет себя смотреть, но видит лишь спину генерала Абэлиса и тёмные глаза Дарайи — материнские, тёплые.

— Какой красавец, хоть и однолезвийный, — удивляется комкрыла. — А у нас больше в ходу кинжалы.

— У нас тоже, но кинжалом неудобно бриться, — вроде как шутит лендслер.

— И что, парня надо совсем зарезать? Или обойдётся кровопусканием? — комкрыла тоже пытается шутить, ему не по себе. А вот Дарайя весьма спокойно наблюдает за происходящим. Крови она не боится.

— Спирт есть?

— «Акватика». 72 градуса. Подойдёт?

— Дашь ему запить. Если просто кровью напоим — может открыться рвота.

— Чьей кровью?

— Его собственной. С ножа.

— Мракобесие какое–то… — Дайего передёрнул плечами, но бутылку принёс и в стакан чего надо налил.

— Теперь держи его: дёрнется не к месту, а нож острый.

— Может, позвать кого?

— Лучше без лишних глаз. Не бойся, удержишь.

Энрихе вскрикнул, и по его телу прошла судорога. Но той, сумасшедшей звериной силы в нём уже действительно не было.

— Всё, — сказал Колин, вытирая окровавленные руки о вышитое полотенце. — А ты боялся. Сейчас очнётся и полетим. Спасибо, что помог. Да… — он оглянулся на Дарайю. — Проводящую нужно отвести на Кьясну.

— Я бы ещё погостила на этом удивительном корабле, — улыбнулась эйнитка, превращаясь из статуи в женщину.

— Это может быть опасно для тебя, — нахмурился Колин.

— А может быть и НЕ опасно. И в таком случае вам трудно будет обойтись без меня, — она расправила юбки и улыбнулась. — После.

— Лучше не рисковать, — покачал головой лендслер. — И без того рискуем без меры.

— Как знаешь, Носящий зверя, — Дарайя встала. — Я передам Айяне, что ты помнишь. И думаешь о ней. Да и мальчишку вашего возьмём, если что. Взяли бы и этого, — она кивнула на безвольное тело в кресле, — но отец не отдаст. Вот тут уже ни при каком раскладе, как у вас говорят. Торопись, лендслер. Паутина неспокойна. Если ты не полетишь…

— Я знаю, — нахмурился Колин.

— Тогда — удачи тебе. Хотя вряд ли в этом мире есть слепая и глухонемая удача.

Эйнитка тенью выскользнула из каюты. Лендслер тоже поднялся, наклонился к Энрихе, похлопал его по щекам, приводя в чувство.

Комкрыла генерал Абэлис окинул тоскливым взглядом дефлорированную капитанскую и поднял с пола испачканное полотенце.

— Знаешь, почему я выбрал когда–то армаду? — спросил он то ли соседнюю стену, то ли пульт. — Я хотел более простой жизни. Безо всей этой мистики, которой забиты мозги в наших Сороднениях. Мне казалось, что хоть где–то можно жить сообразно законом человеческой мысли, а не биться в невидимых сетях. Как я ошибался…

— Тебе уже перевалило за сто, не пора наплевать на утраченные иллюзии? — повёл плечами Колин. — Мир таков, каков он есть. И полагать, что люди определяют его законы может только щенок, которому хозяин впервые налил в миску молока и тычет туда мордой. Ты не слепой и не глухой, это заметил ещё лорд Адам.

Дайего вздохнул. Меньше всего он сейчас был похож на умудрённого опытом столетнего капитана.

Уже в шлюпке Энрихе ощутил вдруг холод и сосущее одиночество. Силы возвращались к нему постепенно. Зверь всего лишь дремал: мышцы наливались энергией по первому зову. Но что–то родное его душе удалилось, и он начал тосковать по утраченной части самого себя.

Иннеркрайта трясло, и кто–то из пилотов накинул ему на плечи куртку. Куртка пахла чужим молодым телом, хранила чужое тепло. Он пригрелся, начал дремать. И ему всё ещё продолжало что–то сниться, как снилось совсем недавно наяву.

Нужно добавить, что внутренним зрением Энрихе видел в капитанской каюте «Гойи» совершенно иное. Он видел, как горы вырастали на лезвии грантского клинка, и солнце садилось сквозь солнечное сплетение. А вот стороннему наблюдателю, как ты убедился уже, происходящее показалось бы весьма обыденным и банальным. Этим, в общем–то, и отличается настоящий обряд от дешевого спектакля.

2. Над Тэррой

Скорость после выхода из прокола была такой, что мимо Тэрры пришлось проскочить. Потому, развернувшись, мы и успели засечь самое начало сражения. Когда корабль–брандер отцепился от своего массивного «пуза», и один из сторожевых кораблей Содружества обратился в плазму.