Дегир просто подавился воздухом, увидев имперскую форму и сообразив, кто я примерно по должности (в лицо он меня вряд ли узнал).
Судя по остекленевшим глазам и отвисшей челюсти — генерал резерва был из тех реомоложенных, мозг которых так и не сумел подобрать ключи к подкорке собственных предрассудков.
Дегир был весьма знающим и опытным, это читалось в циничных усталых чертах, но никакими особенными способностями не блистал. Я бы почуял это.
Я давно присматривался к тем, на кого указывала Дарайя, и понимание «подходящести» кандидата во мне постепенно росло.
Дегир не был таким, как я или Рос. И эрцог, скорее всего, решил скормить служаку Колину. Видно, не первый числился за ним прокол.
Дьюп вошел один, но гостям он не удивился.
Мы встретились глазами, он кивнул сначала мне, потом Локьё…
По Дегиру скользнул взглядом, как по пустому месту.
Внешне лендслер был спокоен, внутренне — абсолютно закрыт. К нам, по сути, просто внесли сейф.
Дегир, не уловив ничего пугающего, а он был явно знаком с психическим накатом, приободрился, расправил плечи и шаркнул обшлагом кителя по столешнице.
Но лучше бы генерал сидел тихо, потому что Колин обернулся на звук.
— А-а, — оскалился он. — Это и есть то самое грязное пятно на твоей репутации, Аний? Вчера оно сидело далеко и тихо.
И тут же свет померк, и покрывало давящего ужаса развернулось над нами.
Эмоциональный или психический накат (теперь я знал, как это называется) был плотный и вязкий. Меня буквально вдавило в кресло.
По ощущениям происходящее напоминало перегрузку в 5–6 g. Причём мы имели дело с уже холодным, дозированным и логически выверенным «накатом». Потому что пилот выдержит и двадцать, не сдохнет, но пилот, а не генерал.
Локьё, видимо, успел закрыться, потому что сидел улыбаясь. Я закрыться не успел, но расслабился в процессе и ушёл по привычке «сквозь».
Дегиру хватило. Генерал посинел, глаза вылезли из орбит — воздух в его гортани превратился в свинец.
Это было смешно. Потому что смешно разматывать годы, жрать дармовое время и не учить себя ничему. И делать заносчивую морду, отпихивая зовущий звон бытия.
Я не верил уже, что никто не слышит иное, нелогичное в нашем мире.
Просто трудно оторвать задницу. Трудно, если в тебя не пихают знания, как в школе, и рядом не стоит учитель с кнутом и пряником. Трудно, если есть только ты сам. И ты сам должен себя научить.
Ты ж эмоционально ленивый, тупой, да, генерал армии резерва, Как-тебя-там, Дегир? Впору раздавать таким, как ты, генерал, специальные таблички с надписью: «Недоделан по собственному желанию», да? У тебя, генерал, было столько возможностей изучить и эго, и мир, но ты не воспользовался ни одной. Ну, и как тебе свинец в легких?
Колин покосился на меня и фыркнул. Недоумение Локьё тоже длилось недолго. Эрцог от смешка удержался, но очень понимающе осклабился.
Они оба поняли, о чем я думал. И это как-то сняло напряжение.
Колин бросил укоризненный взгляд на эрцога, тот едва заметно пошевелил плечами — мол, я-то тут при чём?
Дегир хватал ртом воздух, всё-таки здорово его долбануло.
Локьё обернулся к нему:
— Если я ещё раз уловлю в твоих пустых глазах даже мысль о самоуправстве… — сказал он тихо. Помедлил. — А ведь хотел под трибунал отдать, гада… Бе-егом отсюда! Марш!
Дегир уставился на меня стеклянными глазами.
Мыслей он читать не умел, но понял, что я как-то нехорошо посмеялся над ним.
А я понял, что нажил ещё одного врага. Я спас его унижением, а униженному не всегда нужна оплёванная кем-то жизнь.
Но генерал выскочил из каюты и из моей головы тоже. Врагов хватало: одним больше, одним меньше…
— Да… спасибо он тебе не скажет, — понимающе усмехнулся Локьё. И повернулся к Колину:
— Нашему спору конец?
— Конец? — удивился тот. — Ты полагаешь, я не верил тебе? — он усмехнулся и дотронулся до спецбраслета, скрытого широким рукавом кителя:
— Давай его ко мне!
— Ты кого-то привёз? — удивился Локьё.
— А то ты не знаешь, кого. Иначе получится тот же правовой казус, что и при Эскгаме. Я бы тогда повесил вашего Пештока. За ноги. На площади Первого колониста, на Аннхелле. И возможно, мы бы не воевали сейчас. Но на этот раз мы с тобой разрешим все противоречия обстоятельно и до конца.
— А отчего не у Дома правительства? — поинтересовался Локьё. — Там вешать веселее — народа побольше.
— Обзор хуже, — усмехнулся Колин.
Дверь открылась. На пороге стоял иннеркрайт. Немного бледный, но уже вполне вменяемый. Только в глазах застыло что-то дикое.
Я встал ему навстречу, и мы обнялись.
Не ожидал я от него такого сильного объятия. Энрек был довольно рафинирован и изнежен, на мой вкус. И вдруг я ощутил в нём ту отдалённую силу, которая шевелилась иногда и во мне самом.
Ощутил и начал покрываться гусиной кожей, а мышцы вздулись, с треском разрывая ставшее вдруг тесным хэбэ. Угораздило же надеть форменную рубашку вместо обычного бесшовного белья.
— А ну-ка разводи их! — крикнул Локьё. — Это что мы будем делать с двумя психами сразу?!
— Ничего, я справлюсь, — усмехнулся Дьюп.
Энрек не разжимал железных объятий. Сердце моё стучало, грозя вырваться из груди.