Правда, к каждому органу нужен свой подход. С чем-то следует общаться в приказном порядке, с чем-то — вежливо.
Такой «разговор» требует определённых навыков, а легче всего неофитам удаётся диалог с кишечником.
Говорить с ним нужно, как с маленьким ребёнком: ласково, немного опережая события и безмерно восхищаясь содеянным.
— Это вот так, что ли? — спросил Эмор. И проиллюстрировал. — Ах ты мой чемпион по производству (…)! Какая замечательная куча! Я первый раз вижу, чтобы кто-то так быстро и хорошо произвёл столько высококачественного навоза. И в такие сжатые сроки! Тебе, наверное, положена мировая премия за скорость. Это же достижение месяца!
Говорил пилот очень эмоционально, не выпуская некоторых слов, которые я не дописываю сейчас.
Мы веселились — подерзить Дарайе хотелось многим.
И вдруг Эмор замолчал. Потом побледнел и хотел было сеть, но так оказалось ещё хуже.
Парень сморщился от смущения и, провожаемый дружным хохотом, поскакал к периметру, где виднелась вереница маленьких пластиковых домиков…
Погрузившись в воспоминания, я счастливо пропустил мимо ушей все претензии эйнитки, покивал ей сочувственно и уже хотел идти в свою палатку, когда Дарайя схватила меня за ухо!
Я отскочил. Растопырил ладони, пытаясь унять женщину, которая одним ухом не удовлетворилась и попыталась достать второе.
— Ты почему не слушаешь, когда я с тобой говорю!
— Я задумался!
— Ну, так раздумайся!
— Да что случилось-то?! — вот же Змерайя, что б её дакхи съело!
Сегодня Дарайя планировала возиться только с новичками. Когда на Грану пришлось вывозить и техников, нашлось ещё несколько «перспективных» на её взгляд ребят. Но они сильно отстали от основной группы, потому у старичков утро оказалось свободным.
И не надо так на меня смотреть!
— В чём дело-то? — повторил я с безопасного расстояния.
— Господин капитан! — из кухонной палатки выплыл лучезарный Гарман. — Там госпиталь грантсы разворачивают! С разрешения лендслера. Все бумаги в порядке, я проверял! Я…
Замполич запнулся, смолк и расплылся в улыбке, позабыв закрыть рот.
Но не потому, что оценил мою позу и покрасневшее от гнева лицо Проводящей. Он нас вообще едва замечал.
Сегодня Гарман не только светился счастьем, а ещё и благоухал им, родимым. От него воняло парфюмом, а китель был тщательно вычищен и застёгнут на все липучки, несмотря на подступающую жару.
Дарайя вздохнула и стала разглядывать пострадавший в схватке ноготь. Руку я ей сумел не сломать, что было отдельной доблестью. Рефлексы — страшная штука.
Я стряхнул примагнитившийся к браслету длинный чёрный волос. Спросил замполича:
— А чё радостный-то такой?
Гарман заблагоухал ещё интенсивнее:
— У них там практикантки приехали вместе с медиками. Ну от медвуза… Молодые такие…
И я всё понял. Понял, что неофитов своих эйнитка сегодня не дождалась — все незанятые по лагерю кинулись помогать грантсам разворачивать госпиталь.
Она пришла жаловаться мне, а я, понятное дело, не то, что не вник, даже слушать не стал.
Ох уж эти женщины…
Развёл руками: ну, могу разогнать в приказном порядке. Даже в палатку-карцер могу посадить, что-то она у нас долго пустует.
Дарайя посмотрел на меня, как на идиота, и ушла к себе.
Я думал — сдалась, ан нет. Через пару минут мне сообщили, что лендслер уже на Гране, и скоро вылетит в лагерь.
Нужно было срочно навести хотя бы видимость порядка, какие уж тут занятия. Но Дарайя-то откуда об этом узнала?
— Без происшествий? — с ходу спросил Дьюп.
Ввалившись ко мне, он садиться не стал, навис над низким столом, сервированным чайником и орехами. Разносолов у нас не водилось, но йилан я для него сберёг.
Лендслер был тяжёл и мрачен. Мерис уже успел мне стукнуть, что командующий прилетел согласовывать с грантсами развёртывание дополнительных боевых модулей на орбите.
Я замялся, не зная, что рассказал ему генерал про нашу вылазку к Тайэ.
— Что-то наклёвывается? — спросил осторожно.
Скрывать эмоций командующий не умел. Его неудовольствие клубилось вокруг хозяина туманным грозовым шлейфом, но адресовано оно было не мне.
Что-то ещё стряслось? И забило наши мелкие прегрешения?
— Периметр мне покажи, станции магнитного подавления и силовой купол, — приказал лендслер, думая о чём-то своём.
— Ну полетели, посмотрим, — с периметром у меня всё было как надо. Чего не сказать о неуставном парфюме, который прямо-таки источали дежурные.
— Позже, — он повернулся к двери, оглянулся. — Сначала здесь осмотрюсь.
Дьюп глядел на меня и не видел. Говорил об одном, а думал явно про что-то другое. Я расшифровал это так: дела наши плохи, но знать об этом не моё керпячье дело.
— Может быть, завтрак? — предложил осторожно.
— С-сиди. Я… пройдусь. — Зубы Дьюпа были сжаты. Он прямо выдавил это «сиди».
— Да что случилось-то?
Дьюп мотнул головой и вышел из капитанской палатки. Уверенно миновал кухню и зашагал по тропинке к реке.
Ординарцев с ним не было. Ни одного, положенного ему по чину бездельника, лендслер сроду с собой не таскал.
Вспылив вот так — он становился страшен. Давление на психику было такое, что без привычки прилететь могло до реанимации.