Последний завет

Домой… Герман попробовал это слово на вкус. Как же сладко, чёрт побери! Он устал от шастаний по безлюдным территориям опустевшей страны. Устал идти и искать Госпитальеров. Ему хотелось вновь очутиться на знакомых узких улочках, где пахло сыростью, где у стен зданий его поджидала опасность, где каждый момент ждёшь выстрела из тёмного провала окна и где надеешься только на себя и не думаешь каждую минуту, как защитить того же Франца, Моргану или, чего уж тут скрывать, — Герду. Именно из-за Герды Герман и не стал озвучивать фразу о том, что пора возвращаться в Город. Следопыт догадывался, какое отношение к нему будет у девушки, если она услышит от него такие слова. О примирении можно будет забыть навсегда.

Следопыт покосился на Пилигримов, которые продолжали вытаскивать сведения из уст пленника. У Пилигримов своя цель. По их мнению, они должны во что бы то ни стало донести эту дьяволом отодранную книженцию Госпитальерам. И никакие уговоры и убеждения следопыта ни Дуго, ни тем более Герду не остановят. Если потребуется, Пилигримы пойдут дальше без него. У них есть своя цель, и они в неё верят так же фанатично, как расколовшийся Меганик верит в строки Последнего Завета… У всех есть своя вера. Вера, о которой с таким увлечением совсем недавно рассуждал Пилигрим. А у него нет никакой веры. И живёт он на свете только потому, что смерть каждый раз проходит мимо.

Герман криво усмехнулся. Ещё месяц назад он ни за что не подумал бы, что встретится с сумасшедшими, решившими спасти мир. Естественно, спросить у мира, а нужно ли ему спасение, Пилигримы и Госпитальеры забыли. Такие мысли не раз закрадывались ему в голову. Спасение мира для него было слишком абстрактной, слишком глупой идеей, чтобы к ней стремиться, а тем более умирать за неё. Умирать надо за близких тебе людей (при условии, что они есть), за клан наконец, но за идеи, которые не продашь, не попробуешь и в карман не положишь… Умирать за идеи глупо. Даже не так… Умирать за идеи, ценимые после Чёрных веков дешевле пыли под ногами, нелепо. И всё же Дуго и Герда готовы умереть, лишь бы доставить книгу адресату…

«Почтальоны, мор вас побери!» — с щемящей тоской подумал Герман и вновь посмотрел на Герду.

Кажется, допрос Меганика совсем вымотал девушку, и она сидела рядом, устало вслушиваясь в ответы врага. Вопросы теперь задавал только Дуго. Заметив, что Герман смотрит на неё, Герда ответила вымученной, усталой улыбкой. Герман не нашёл ничего лучше, как подмигнуть и показать большой палец. Её разноцветные глаза благодарно блеснули, и тут же она вновь обратила своё пристальное внимание не Меганика.

«Проклятие, Герда! Что ты со мной делаешь?!»

Следопыт вздохнул. Решено. Пусть Ветродувы в безопасности и ему тут в принципе делать нечего, но он дойдёт с отрядом до Дрездена, а там поглядим… Во всяком случае, он решился, теперь осталось узнать, что думают по этому поводу Густав и Госпитальер. Густав… Герман нахмурился. Что-то подозрительно долго не видно великана… Понятное дело Франц — ему сказали погулять, вот он и гуляет, но Чёрный Принц всегда был излишне любопытен, и чтобы он вот так усидел на одном месте в течение целых двадцати минут, даже ни разу не поинтересовавшись, что, собственно говоря, тут происходит… Нет, положительно, в такие чудеса Герман поверить не мог…

— Либо это рыло нашло жратву, либо ему на голову упала луна, — пробормотал следопыт себе под нос.

Оставив Герду и Дуго заниматься допросом, Герман пошёл туда, где скрылись Франц с девочкой и Густав. Теперь уже следопыта разбирало любопытство. Он очень хотел увидеть ту луну или ту еду, что так долго не давала великану вернуться.

Чтобы оказаться на речном берегу, куда вели следы ушедших людей, ему пришлось идти минут пять, да ещё и через высокие заросли камыша. Наконец среди зелёно-серых стеблей появился просвет, и Герман замер. Находясь под прикрытием стеблей, он прекрасно видел грязно-жёлтый береговой песок, блеск воды, Франца, Густава и… «луну».

Эта картина навсегда запечатлелась в голове следопыта. Франц с окровавленным лицом, разбитым носом, ни на что не обращая внимания, сидит, привалившись к лежащему на песке бревну.

«Сейчас от мальчишки никакого проку».

Густав кулём лежит на песке, да ещё и связанный. Несмотря на ситуацию, Герман не мог не восхититься парнем, который так ловко обезвредил великана. Можно было подумать, что Густав мёртв, если бы не одно «но» — никто в здравом уме и рассудке, даже Ангел, не станет связывать мертвеца.

Герман послал беззвучное проклятие. На речном берегу находился Ангел, тот, которому посчастливилось спрыгнуть с моста и разминуться с пулей, выпущенной из карабина Герды. Выплыл, гад, даже в бронежилете! Ещё одно проклятие — адресованное небесам. Со всей этой стрельбой, всеми допросами у Германа (впрочем, как и у многоопытного Дуго) совершенно вылетел из головы тот факт, что один из Ангелов мог остаться в живых. А теперь этот самый «выскочивший факт», эта «луна», так ловко справившаяся с Густавом, держала в руках автомат Франца.