Последний заезд

— Вот это подковал. Представляю, каким дураком я выглядел.

Джордж помог мне подняться и стал отряхивать.

— Это было не нарочно, Нашвилл. Ты сказал: отпусти. Ничего не сломал?

Я заверил его, что цел. Он перестал меня отряхивать, отступил, потер подбородок.

— Ты сидел слишком жестко — вот в чем дело, если хочешь знать. Сидел, как банкир-баптист на личной скамье в церкви. Если надеешься чего-то добиться на родео, прими толковый совет. Первое — всегда старайся сидеть гибко и не думай о том, что по-дурацки выглядишь. Видишь этот конский хвост? Конский хвост, может, тоже по-дурацки выглядит, болтается, мотается, будто для смеха приделан, но ты когда-нибудь видел, чтобы лошадь стряхнула хвост? Потому что он гибкий! Давай-ка размягчись и попробуй еще раз.

Я попробовал и снова был сброшен на пол. На этот раз никто даже не трогал ремней. Я сидел и откашливался в облаке поднятой пыли. Джордж не помог мне подняться.

— Слишком жестко держишься, — строго повторил он, — И недостаточно гибко. А ну-ка. Попробуем немного опустить стремена…

На выручку пришла Луиза.

— Не надо! — сказала она, отмахнувшись своим китайским веером и от пыли, и заодно от Джорджа. — Отстань от парня. Какая может быть гибкость после такой дороги в скотском вагоне, ночной беготни по крышам и пьянства. А ты еще донимаешь его со своей дурацкой старой бочкой. Как не стыдно.

— Послушай, моя золотая, — запротестовал Джордж с самой открытой, самой ослепительной улыбкой. — Я просто даю умный совет зеленому пареньку, как наездник наезднику.

— Оставь ты его в покое! Что-то я тебя на ней не видела последние годы, Гибкий. Может, ты сам уже зеленый, заплесневел?

Тут глаза у Джорджа засверкали не хуже улыбки. Ни слова не говоря, он отошел и сел на кровать. Напевая с закрытым ртом, он снял сапоги. Когда сапоги были аккуратно поставлены рядышком, он встал, снял стетсон с кроватного столбика и надел на голову. Ленивым шагом он вернулся к бочке и стоял рядом, не трогая ее и напевая, как напевают всадники, чтобы успокоить нервную лошадь. Внезапно он схватился за седельный рожок и, будто без малейшего усилия, подбросил себя в воздух. Он даже не коснулся стремени. Он сразу встал обеими босыми ногами на спину бочки — встал в полуприседе, пружиня коленями, как канатоходец, дожидающийся, чтобы успокоился канат. Потом медленно выпрямился и раскинул руки.

— Друзья? — Он посмотрел на нас сверху. — Вы готовы увидеть что-то — как выразился этот горластый змей? — что-то совершенно исключительное? Тогда дерните несколько ремней, и пусть брыкается!

Луиза издала радостное восклицание и дернула за первый же ремень, до которого смогла допрыгнуть. Бочка чуть-чуть дрогнула. Луиза дернула сильнее. Джордж только скрестил руки на груди и пропустил под собой пертурбацию с таким видом, будто ему было скучно от этих ничтожных колыханий. Он запел короткую песенку, словно желая скоротать время.

Эх, я констебль в Охломонвилле,
Где у людей лошадей уводили.
Мое имя Джошуа Эбенезер Фрай…

— Берись за ремень, Джонни! — крикнула Луиза и дернула еще сильнее.

Джордж запел громче:

Я старый волк, в охоте знаю толк,
Меня не проведешь, ты так и знай.

— Хватай два ремня, — завопила она, — чтобы этот зазнавшийся сукин сын шлепнулся на свою нахальную задницу!