Последний волк

– Ответработники, че хирурги, чуть че – сразу резать, – пробормотал Егорыч, – Эту механизму я хорошо знаю, – продолжал он, показывая на замок, – они на контейнерах стояли, када нам помощь из-за бугра слали. Токо там еще пломбочки понавешаны были, шоб ежели че, ну там вскроют али еще как, сразу видать было. Мы как енти пломбочки увидали, чуть не ус…, прощенья просим, чуть усы себе не пообрывали!

– Ты это о чем, Егорыч? – прозвучал во внезапно наступившей тишине шепот Директора.

– Ет я так, историю одну вспомянул, друган рассказывал, – вывернулся Егорыч и стал копаться в необъятных карманах спецформы, извлекая какие-то проволочки, гвозди, универсальную отвертку и пассатижи. Но затем, мастеря и подбирая отмычки, забылся и опять привычно забормотал. – Хороший друган был, вот токо много знал, от тово и помер. Опять чей-то зарапортовался! Много зашибал, от тово и помер. Печень! Так в травме, в ринимации и помер. А уж как охраняли! Токо медсестрой и проникли. Тоже аккуратный паренек был. Даже жалко!

– Что, тоже умер? – спросил обалдевший Директор.

– Это уж как положено, – веско ответил Егорыч и, щелкнув замком, чуть приоткрыл дверь клетки.

* * *

Фордик с Волчицей еще только въезжал на служебную территорию, а Волк с первым дуновением ветра, просквозившим открытые ворота и уткнувшимся в его вольер, учуял, кто прибыл, понял причину непривычной суеты и сразу успокоился. Он принял свою обычную позу, разлегся посреди вольера, подобрав, чуть наискось, задние лапы и положив морду на вытянутые вперед передние. Так он и пролежал все время, наблюдая за мельтешением служителей, в ожидании. Вот скрипнули петли калиток тамбура, проскрипели задвижки и на Его Территории осталась та, которую он ждал всю жизнь. Она была помельче его матери и той, за которой он гнался в те последние дни на свободе, («Молодая, наверно», – подумал Волк) и была не чисто серой, а чуть с рыжинкой, еле заметной, но Волку это почему-то понравилось. В другой ситуации он, наверно, сразу бы подбежал к ней, обнюхал всю и даже, быть может, снизошел бы до пары махов хвостом, чтобы показать самые лучшие намерения. Но вокруг стояли двуногие и выражения их лиц были непривычными, как у посетителей, ожидающими чего-то необычного, или, более точно, они ожидали от него именно такого поведения, а уж подобную радость он им не предоставил бы даже ценой своей жизни. Обнюхивать Волчицу ему тоже не было никакого резона, потому что ветер дул от нее, а осматривать, да что там осматривать – вот она перед ним, в одном прыжке, единственная и самая прекрасная. Но главное было в том, что от Волчицы шел Запах. Волк сталкивался с ним всего два раза в жизни и оба раза заканчивались ловушкой и смертью. Он боялся ловушки и боялся смерти той, которая неожиданно оказалась рядом с ним.

– Там вода, попей, – были его первые слова.

Волчица прошла в угол вольера, куда еле заметно указал поворотом головы Волк, долго пила, потом отошла и легла чуть поодаль от Волка.

– Спасибо, – было ее первое слово.

– Устала?

– Да.

Они долго молчали, наблюдая, как люди, недоумевая, расходились. Погасили слепящие огни, осталась лишь подсветка вольера, но Волк уже давно привык, что здесь не бывает настоящей лесной темноты, изредка нарушаемой звездами в просветах елей.

– И как здесь? – прервала молчание Волчица.

– А как Там?

– Там – хорошо, там свободно, и воздух совсем другой, полный запахов.

– А здесь – плохо.

– Ты все время здесь?

– Нет, я родился на воле, а что здесь – так получилось.

– Я не о том хотела спросить. Что ты с воли – я сразу поняла, – заторопилась Волчица, – это чувствуется, это видно, правда. Ты гордый. А гордость – она от свободы, пусть и оставшейся далеко позади.

– Ты умная, – благодарно произнес Волк.

– Может быть и не умная, но я с воли, я еще чувствую и помню, что такое воля.

– Я что хотела спросить, – продолжала Волчица, – ты все время в этой клетке? Как в ней?

– В этой – очень плохо. У меня другая территория, побольше, там – просто плохо. А сюда ближе к полудню перевели, я теперь понял – тебя ждали.

– Извини. Я в этом не виновата.

– А я и не говорю. Так – рассказываю.

Разговор тек медленно, с большими перерывами, они привыкали друг к другу, понемногу раскрываясь, но все еще чего-то опасаясь, особенно Волк, но Судьба уже сделала выбор и шепнула об этом на ушко каждому из них, поэтому они не спешили, зная, что впереди их ждет долгая жизнь вдвоем.

– Тебя так и везли в этой клетке?

– Последний день – да. А до этого держали две ночи в другой, побольше, но много меньше твоей.

– А какой?

– В две меня, если не вытягиваться. Даже не прыгнуть.

– Это знакомо. А до этого?

– Кружилась ихняя, – кивок в сторону города, – стрекоза, потом удар в бок и я уже не чувствовала лап.

– А долго?

– Я многого не помню, после того удара, но в конце – долго, ну как хорошая охота. А стрекоза была огромной. Вход – больше, чем в любую пещеру, а я уж их навидалась.

– Да-да, ты много видела, я верю.