Последний вираж штрафбата

Но самая известная операция, о которой советский ас когда-то с восхищением прочитал в «Красной звезде», была проведена королевскими ВВС в 1944 году. Французские подпольщики сумели передать английскому командованию, что гитлеровцы планируют казнить большую группу заключенных, участников движения Сопротивления. Приговоренные содержались в амьенской тюрьме.

Все попытки партизан спасти товарищей оказались неудачными. Тогда возникла идея дальнего воздушного рейда с целью поддержать с воздуха действия наземной штурмовой группы. Планировалось, что бомбардировщик сумеет точечными бомбовыми ударами разрушить часть внешней тюремной стены и уничтожить большую часть охранников, находящихся в караульном помещении.

Операции предшествовала тренировка экипажей на масштабной модели тюрьмы. Нельзя было допустить промаха даже в десять метров, ибо по соседству с казармой эсэсовцев находились тюремные корпуса.

На последнем отрезке пути ударный самолет шел на высоте всего 20 метров вдоль прямого, как стрела, заснеженного шоссе Альберт — Амьен, которое должно было вывести воздушных диверсантов точно на тюрьму. По пути пилотам то и дело попадались высокие тополя, через которые им приходилось перепрыгивать.

В результате внезапного удара трем сотням заключенных удалось бежать. Одна из бомб, проломив крышу административного здания, взорвалась в кабинете начальника тюрьмы. Взрывом его разорвало в клочья. Левую кисть штурмбаннфюрера Конрада Эйке через несколько дней обнаружили в ветвях дерева в километре от его заведения. Опознали ее принадлежность лишь по массивному серебряному кольцу с «мертвой головой» на безымянном пальце — награде рейхсфюрера СС…

Любуясь легендарной машиной и вспоминая когда-то впечатлившую его историю, Борис вдруг краем глаза заметил, что к нему направляется какой-то парень в летной форме. «Что ему от меня надо? — косясь на подходящего коллегу, настороженно размышлял Нефедов. — Наверное, бдительность проявляет: увидел незнакомого человека и спешит проверить документы».

— Товарищ подполковник! — радостно воскликнул парень, широко улыбаясь «туристу». — Вы меня не помните?

Борис наморщил лоб, разглядывая нарисовавшегося перед ним пацана. Кажется, где-то он и вправду уже видел эту ямочку на подбородке, оттопыренные уши и смелые глаза, слышал этот звонкий сильный голос.

— Да вы к нам в полк приезжали, когда я в Москве служил, — подсказал молодой летчик. — Учили нас по конусу стрелять. Вы так здорово показали, как можно бить со скольжением по воздушной мишени, что мы потом на всех учениях отличались. Я и здесь после перевода снайпером прослыл, регулярно благодарности от командования имею. И каждый раз вас вспоминаю.

Молодой летчик стал восторженно говорить, что никогда не встречал командира, который бы так заботился о подчиненных.

Такой уж был характер у Нефедова, что, не умея стать своим для начальственной камарильи, он всегда был отцом или, как его часто называли, «батей» для подчиненных. Занимая ответственную должность инспектора в штабе округа, Борис находил время для того, чтобы провести мастер-класс для молодых летчиков с разбором тактических задач.

Этой своей чертой он очень был похож на другого прославленного аса Великой Отечественной войны — Александра Покрышкина, с которым Нефедов был дружен. Вообще их характеры и судьбы были очень схожи. Покрышкина после войны обходили при повышении в званиях. Одна из причин тому: знаменитый ас отказался служить в штабе Василия Сталина. На долгие годы кавалер трех «Золотых Звезд» Героя Советского Союза застрял в полковниках. Он никогда не занимал высших постов в авиации. И все из-за своей честности и прямоты, способности сказать неприятную правду в глаза любому руководителю…

Вспомнил молодой летчик и историю, которая в очередной раз прославила Нефедова на все ВВС. Однажды при вылете на задание пилот одного из полков Московского округа потерпел аварию. Его самолет рухнул на бетонную полосу сразу после взлета, прочертил по ней метров двести, высекая фюзеляжем сноп искр, потом вспыхнул как зажженная петарда. Подоспевшие пожарные успели вытащить капитана из кабины. Но летчик сильно обгорел — ожог 70 % тела.

Борис оказался на месте аварии почти одновременно с командиром полка, в котором служил пострадавший офицер. Вместе они сопровождали тяжелораненого в военный госпиталь и ожидали вердикта врачей по итогам первого осмотра. Диагноз медиков оказался неутешителен: шансов на то, что пострадавший выживет, немного, но даже если молодой организм справится с болевым шоком, его ждет долгое и мучительное лечение и, возможно, инвалидность.

После сильных ожогов на теле обычно остаются уродливые багровые рубцы и незаживающие язвы. На фронте многие летчики больше смерти боялись сильно обгореть. Так что еще неженатому парню даже в случае выздоровления предстояло привыкать к полным ужаса взглядам девушек. Имеющиеся в наличии препараты не могли обеспечить полного восстановления поврежденных тканей.