Однако мои мысли были не совсем похотливыми. Я представил, как мы делим теплые круассаны и наслаждаемся великолепием летнего восхода солнца, сидя на вершине одной из стальных горгулий на Крайслер-Билдинг. Я представлял, как пролетаю ночью над Средиземным морем с тобой на спине, как миллионы звезд мерцают в сапфировом небе над нами, а потом приземляюсь в Риме и мы с тобой, держась за руки, исследуем древние руины. Я представлял себе долгие разговоры, долгие прогулки и теплую, интимную тишину, которую могут разделить только двое влюбленных, наслаждающихся обществом друг друга после великолепного соития в любовном порыве.…
Хм. Возможно, я был куда более одинок, чем думал. На самом деле, рискуя показаться тебе безумным влюбленным, скажу, что правда заключалась в том, что я понятия не имел, насколько одинок, пока не нашел тебя.
Наша вторая встреча была менее бурной, но от этого не менее страстной, чем первая. Через несколько дней я заявился к тебе домой — туда, где, как я на тот момент полагал, нам вряд ли помешают, зная, что ты живешь одна, — и ждал, расположившись в удобном мягком кресле в углу твоей кристально белой спальни, пока ты не скинешь оковы сна с первыми лучами рассвета. Ты пошевелилась под атласным покрывалом, села, потянулась. Ты зевнула, и в тот момент, когда увидела меня, твоя челюсть захлопнулась с громким звуком, похожим на
Я видел, как воспоминание, которое я стер до этого самого момента, настигло тебя, отчего ты вдруг разозлилась.
— Больше так не делай! — воскликнула ты с похвальной горячностью.
Сидя в кресле, я любовался тем, как восходящее солнце, видимое через окна на восточной стене, добавляло блестящие отблески как у меха норки в твои черные волосы, и гадал, догадываешься ли ты, что шелковая ночная рубашка, в которой ты ложилась спать, слишком уж прозрачна.
Снова эти идеальные груди. Маленькие, крепкие и белые, они дразнили меня гораздо сильнее, чем твое обнаженное горло.
— Не делать чего?
Ты сердито посмотрела на меня.
— Не врывайся больше без приглашения. Не смотри на меня так, будто я твой обед. Не стирай мне память. Выбери сам, все из проделанного тобой довольно обидно!
Ты забыла про
— Как это ты не боишься проснуться с вампиром в своей спальне? — спросил я с неподдельным удивлением в голосе.
— Я просыпалась с кучей незнакомых мужчин в своей спальне, — последовал быстрый ответ, и мне пришлось сдержать улыбку.
Твое либидо — удивительная вещь, любовь моя. Сильный, непримиримый и всегда находящийся в состоянии готовности, твой половой инстинкт подобен домашнему животному, которого ты любишь выводить на частые, энергичные прогулки. В ближайшие недели я получу замечательное представление относительно тонкой природы твоего либидо, но в тот момент, исходя из твоих воспоминаний я знал лишь, что у тебя было довольно много любовников, но ни одному из них ты никогда не отдавала свое сердце, потому что была слишком занята своими собственными целями и карьерой. Ты любила мужчин и даже уважала некоторых, но видела в них прежде всего игрушки, отдушину для удовлетворения своих физических потребностей, которую, тем не менее, не следует воспринимать слишком серьезно.
Несмотря на мой статус покойника, у нас было так много общего.
— Сейчас день, — резко сказала ты, глядя на меня с чувством, близким к неодобрению.
Моим единственным ответом на это было удивленно приподнять бровь.
— Если ты вампир, то почему не изжарился на солнце?
Услышав это, я откинул голову назад и громко рассмеялся. Это было так чудесно просто смеяться, даже если по окончанию моего внезапного веселья твой взгляд пронзал меня будто кинжалами.
— Это миф, Майко. Мои глаза немного светочувствительны, поэтому я всегда ношу солнцезащитные очки в дневное время, но свет не причинит мне вреда.
Ты на мгновение задумалась, убирая волосы с лица, чтобы получше меня рассмотреть.
— Чеснок? Кол в сердце? Серебряные пули?
С улыбкой я отрицательно покачал головой на все три предположения. Ты казалась разочарованной.
— Ты можешь превратиться в летучую мышь?
Я поморщился.
— С какой стати мне это делать?
Ты отмахнулась от моей гримасы отвращения.
— Так что же еще ты можешь сделать, кроме как исчезнуть и мгновенно исцелиться от выстрелов и стереть чью-то память?
В этот момент я действительно все больше и больше удивлялся твоему столь небрежному принятию всей ситуации. У меня мелькнула мимолетная, неприятная мысль, что, возможно, ты немного… не в себе.
В отличие от болезней плоти, умственные расстройства нельзя определить, отведав вкус крови.
Ты же видела мое беспокойство.
— Я прагматичная женщина, — спокойно объяснила ты, глядя на меня из центра своей кровати, будучи совершенно спокойной. — Я видела твои клыки своими собственными глазами, я видела, как пулевое отверстие в твоей груди закрылось, я видела, как ты исчез. — Впервые ты оторвала от меня взгляд, и твой взгляд скользнул вниз к покрывалу, которое ты начала теребить с рассеянным хмурым видом. — Я отведала твой вкус. И вкус у тебя… другой.