— ...И на удивление свободно Рублевское шоссе. Вас доставили столь быстро, что я еле успел отослать из дома прислугу. Нас трое в доме — вы, я и Жан. За воротами, в садике пьют мою кока-колу те людишки в милицейской форме, которые вас доставили. Пардон за возвращение к теме долгов и должников и за вульгарность формулировки, но у меня все схвачено, Игнат Кириллович, за все уж заплачено. Аванс непосредственные исполнители как раз сейчас пересчитывают. Ваш труп с пулей из серебра в мозгу органы оформят по всей законной форме. Изуродуют до невозможности всякой идентификации и оформят как труп неизвестного бомжа. — Джентльмен неспешно вышел из тени, продефилировал от окна к книжному стеллажу. — Я мечтал, Игнат Кириллович, поговорить с вами о литературе по-свойски, за рюмочкой абсента, вдыхая ароматы сигарного дыма, наслаждаясь музыкой... Вам нравятся музыкальные эксперименты группы «Ленинград»? Я так просто обожаю тексты их песнопений! Живи обэриуты в наше время, и они бы создали некий музпроект, подобный «Ленинграду». Так мне лично кажется. Почему, вы спросите? Потому, что дерзость всегда отличала обэриутов от всех прочих. И я, вторя кумирам, дерзаю подражать букве и духу того же Хармса. Не буду голословен. — Джентльмен открыл застекленную створку книжного стеллажа, вытащил фолиант в ветхом переплете. Между хрустящих страниц с типографским текстом лежал закладкой листок, исписанный от руки. — Игнат Кириллович, я хочу прочесть вам один из своих опусов, мое дерзкое подражание Даниилу Хармсу. Хочу побаловать вас мелодекламацией на прощание. Быть может, увы, на прощание. Да! — Оставив листок, он бережно поставил книгу на место, с любовью погладил корешки переплетов, аккуратно закрыл стеллаж. — Когда я дочитаю сочиненное мною до конца, Жан спустит курок, если... — Он встряхнул листок, взял его поудобнее, поднес ближе к глазам, — ...если вы, мон ами, не скажете, где прячете интересующий меня артефакт на самом деле. Должен вас предупредить, Игнат Кириллович, я настроен по отношению к вам скептически, и если вы скажете что-нибудь вроде: «Дома, под подушкой», я вам не поверю. Все кредиты моего доверия вы исчерпали, увы. Пуля останется в стволе лишь в том случае, если вы сумеете предоставить веские доказательства собственной искренности.
«Какие, к черту, доказательства? — подумал Игнат, вздохнул глубоко, и у него запершило в горле, он закашлялся. — Руки, блин, в браслетах, сижу практически голый, только и могу, что язык показать в качестве доказательства...»
Сергач прокашлялся, тряхнул головой и собрался вступить в диалог с маньяком, однако тот поспешил остановить его жестом и словом:
— Игнат Кириллович! Еще раз предупреждаю — пустую болтовню я слушать не намерен. Напоминаю: мне вполне достаточно знать «у кого», а «где?» — вопрос вторичный, наитие поможет разыскать искомое. Думаете, я не ощущаю, как вы силой своей энергии постоянно угнетаете мое наитие? Вы находитесь на более высокой эволюционной ступени, вы СТАРШИЙ, и вам дано умение низводить сверхинтуицию, сверхнаитие, присущее нам, находящимся лишь у подножия Трона Драконов, до ничтожного уровня обычных человеков. Пока вы живой. Но только пока вы живы, Игнат Кириллович. Исключительно из личной симпатии дарю вам последний шанс, о скупой брат мой. И то, что вы СТАРШИЙ БРАТ, меня, младшего, не смущает, не надейтесь. Каин с Авелем в начале времен явили молодому миру образчик братских взаимоотношений, помните?
«Абзац, — улыбнулся Игнат разбитыми губами. — Вот я и приплыл к борту лодки перевозчика Харона. Назвался груздем — полезай в кузов, назывался мистиком — будь готов свалиться в Хароново корыто и не удивляйся неожиданной встрече с веселым лодочником. Ибо однажды ты обязательно окажешься крайним в пестрой толпе эзотериков или рядящихся под таковых, и тебя, крайнего, обязательно подтолкнут в объятия Харона. Не один, так другой. Не маг, практикующий порчу на смерть, так оборотень, наследник волхвов, не коварный любитель индийского фольклора, возомнивший себя самым хитрым, так сумасшедший чернокнижник с диагнозом „вампир“... Хвала Духам, маньяк — эгоист в галстуке-бабочке не додумался шантажировать меня садистской расправой с Инной. И на том гран мерси его шизанутому превосходительству...»
«Вампир», картинно подбоченясь, пробежался глазами по рукописной страничке, которую держал, оттопырив мизинец, и приступил к обещанной напоследок мелодекламации:
— Николай Петрович имел один недостаток: он ломал мебель и кричал дурным голосом... — Чтец выдержал секундную паузу. — Его супруга, врач-гомеопат, Аделия Маратовна, зачитывалась Ларошфуко, владела четырьмя языками и вышивала гладью, а Николай Петрович ломал мебель и кричал дурным голосом...