Последний в черном списке

— Все, как ты мне и сказал, Влад, — фээсбэшник оглянулся через плечо, словно опасался, что их разговор с другом может подслушать кто-нибудь посторонний. Однако кроме них двоих в кафе было еще всего трое посетителей. Молодая парочка и пожилая женщина с задумчивым выражением лица. Подслушивать было просто некому. — Поначалу это было новостью номер один. На расследование кинули лучших специалистов, а потом… Будто отрубили. Сверху пришла директива — закрыть дело. Что называется, без суда и следствия. К информации не подступишься… Но я пообщался кое с кем из наших и выяснил, что в дело вроде как вмешались военные. Полагаю, те самые, кому и принадлежал один из пострадавших самолетов. Они и распорядились не копать там, где не надо…

— Вот так вот? — Елизаров вскинул брови, но в его голосе сквозило не столько удивление, сколько раздражение. — А то, что в пассажирском самолете разбилось более двухсот человек, а из них большинство — дети, на это, значит, всем наплевать? Переживут и забудут?

— Извини, Влад, но похоже, что так. Такова уж наша система…

— Такова система? — Елизаров сжал кулаки, но уже через секунду расслабил кисти и, чтобы как-то взять себя в руки, сделал глоток вишневого сока. — Меня поражает твое спокойствие, Игорек. Тебя ведь, похоже, не сильно волнует вопрос, что система именно такова?..

— А что я могу изменить?

— Ничего. Разумеется, ничего. Но ты продолжаешь в ней работать.

— Я должен кормить семью.

— Да, семью… — Елизаров придвинул к себе тарелку с яичницей, взял вилку и принялся неторопливо есть. Складывалось такое впечатление, что он насильно вталкивает в себя пищу. — Ты прав, Игорек. Семья — это превыше всего. Я понимаю. И больно, если эта чертова система у тебя ее отнимает. Я имею в виду семью… Или как минимум одного из ее членов…

— Влад, послушай, — начал было Андреев, но друг безапелляционно прервал его.

— В катастрофе были виноваты военные? Да?

— Видимо, да. Но я же говорю тебе, Влад, информация закрытая. Докопаться до сути невозможно. Если ты, конечно, не состоишь в высшем руководстве. А я, к сожалению, не состою. Поэтому судить, кто там прав, а кто виноват… Дело списали на двух дежуривших в ту ночь в аэропорту диспетчеров.

Елизаров поднял глаза.

— Почему именно на них? — спросил он.

— Ну, как я понял, в какой-то степени вина за происшедшее лежала и на них, — пояснил Андреев. — Сориентируйся они грамотно в сложившейся ситуации, катастрофы могло бы и не быть. Но так получилось, что в ту ночь дежурили два полных раздолбая. Один из них к тому же был пьян. Не разобрались с пультом управления и… И мы имеем то, что имеем, Влад.

— Ясно.

Елизаров расправился с яичницей в тот самый момент, когда официантка принесла Андрееву зеленый чай. Она забрала пустую тарелку. Владислав пригубил сок и закурил. Минут пять молча наблюдал за тем, как его друг, морщась, делает небольшие обжигающие глотки чая.

— И что с ними сделали? — спросил он. — С этими двумя диспетчерами?

— Их уволили.

— И все?

— А чего ты хотел? — Андреев поперхнулся, закашлялся, но спустя секунду, совладав с собой, живо продолжил: — Ты ждал, что их приговорят к расстрелу? Повесят на Красной площади? Подвергнут публичной экзекуции? В конце концов, они — люди, Влад. Люди, которые халтурно отнеслись к своим служебным обязанностям, но люди!

— По их вине погибло свыше двухсот человек, — упрямо напомнил Елизаров.

— Я знаю. И сочувствую тебе, Влад, что среди этих двухсот человек оказался твой сын, но… Их уволили, и это все.

— Ясно, — вновь повторил Владислав. — Как их фамилии, Игорек?

— Зачем тебе?

— Я просто хочу знать, — лицо Елизарова скрылось за густым облаком дыма, но Андреев успел заметить, как у него яростно раздулись ноздри. — Ты можешь предоставить мне хоть какую-то информацию или решил полностью отмежеваться от ситуации?

Его упрек достиг цели, и Андреев почувствовал себя неуютно. Конечно, как любой здравомыслящий человек, он отдавал себе отчет в том, что фамилии виновных диспетчеров понадобились Елизарову не просто так, но при этом он отлично понимал и его боль. И предавать товарища, оставлять его без поддержки в столь трудную минуту было тоже как-то не с руки. Андреев потянулся за чашкой чая, но в последнюю минуту передумал.

— Так ты знаешь их фамилии?

— Лерайский и Кулемин. Только я прошу тебя, Влад…

— Успокойся, — Елизаров погасил сигарету в пепельнице. — Я взрослый человек, Игорь, и отдаю отчет в собственных действиях. И мой разум не помутился.

В отношении последнего у Андреева имелись серьезные сомнения. Глаза Владислава говорили об обратном. И его поведение тоже. В частности, например, в том, как он курил. Слишком часто. Андреев заметил, что предыдущий окурок еще не успел толком погаснуть в пепельнице, а Елизаров уже вновь достал пачку и выудил из нее новую сигарету.

— Если вдруг станет известно что-нибудь еще, Игорек, например о военном самолете или о том, кто отдал распоряжение вашему ведомству закрыть дело, позвони мне. А пока спасибо и на этом.