Последний удар

Лицо старика избороздили мириады морщинок. Он хлопнул себя по бедру и закашлялся.

— Вы Эллери Квин, — с трудом вымолвил он, вытирая глаза.

— Совершенно верно, сэр. Могу я подняться?

— Конечно! — Старик вскочил с качалки, как птица, игнорируя протесты Эллери. — Нет, лучше садитесь там, а я присяду на край крыльца. — Он так и сделал. — В детстве я всегда свешивал ноги с отцовского крыльца, у которого тоже не хватало ступенек. Тогда мне это не мешало, да и теперь тоже. Итак, вы проделали такой дальний путь, чтобы навестить старого Крейга? Очевидно, летели самолетом? Я не люблю летать — слишком рискованно. Я знал, что вы когда-нибудь меня разыщете. Давно не виделся ни с кем из старых знакомых. Дэн Фримен раньше бывал у меня, но теперь не появляется — не одобряет мой образ жизни. — Старик снова хлопнул себя по бедру. Он не приглашал гостя в дом, и Эллери понял, что его болтливость отчасти преследовала цель скрыть нежелание это делать. — Полагаю, Дэн дал вам мой адрес?

— Да, мистер Крейг. А почему вы знали, что я когда-нибудь разыщу вас?

Старик повернулся, чтобы прислониться спиной к треснувшей подпорке, подтянул левую ногу и свесил правую с края крыльца. Достав коробок спичек, он аккуратно вынул одну из них, чиркнул об пол, поднес к трубке и стал попыхивать, пока не окутался облаком дыма, словно какой-нибудь древний индеец.

— Потому что вы так и не закончили то дело в Олдервуде, — ответил Крейг. — Вы похожи на меня — ненавидите небрежную и недоделанную работу, особенно свою собственную. — Он вынул трубку изо рта и устремил вопросительный взгляд на Эллери. — Похоже, вам понадобилось чертовски много времени, чтобы решить эту проблему.

— Ну, я не работал над ней постоянно, — усмехнулся Эллери. Ситуация начинала ему нравиться — она совсем не походила на ту, которую он ожидал. — Фактически, я едва думал о ней более четверти века. Но вчера...

И Эллери рассказал Артуру Б. Крейгу, как он вернулся к этому делу.

— Я разложил все на полу моего кабинета — двенадцать карточек и двадцать подарков. — Он сделал паузу, чтобы зажечь сигарету. — Знаете, мистер Крейг, ведь я понял смысл подарков еще в Олдервуде.

— Вот как? — Старик казался удивленным. — Но, насколько я помню, вы об этом не упоминали.

— Верно, — согласился Эллери.

— Почему?

— Потому что от меня ожидали, что я об этом упомяну. Кое-кто пытался ложно обвинить кое-кого в убийстве Джона, а я должен был попасться на удочку клеветника. Но давайте начнем с альфы, а не с омеги[110], мистер Крейг.

— Хорошо сказано. — Беззубый рот скривился в усмешке. — Значит, все это было подтасовкой? Продолжайте, мистер Квин. На ближайшее Крещение исполнится двадцать восемь лет с тех пор, как я этого жду.

Эллери улыбнулся иронической реплике.

— Долгое время меня вводили в заблуждение числа. Особенно мне не давало покоя число «двенадцать». Двенадцать человек в доме, помимо слуг, двенадцать дней и ночей Святок, двенадцать знаков зодиака, двенадцать ежевечерних подарков и так далее — некоторые явно были всего лишь совпадением, другие так же явно спланированы намеренно. Я не сомневался, что число «двенадцать» имеет решающее значение. Но это был ложный след — специально помещенное на моем пути препятствие, чтобы сделать цель более желанной. Число «двенадцать» было всего лишь приманкой — можно сказать, копченой селедкой размером с кита[111].

Но число «двадцать» относилось к иному подразделению класса рыб. — Эллери стряхнул пепел на землю. — Это было число отдельных подарков или, по крайней мере, выделенных разрядкой слов в стихах. Оно ассоциировалось с конкретным понятием — набором из двадцати предметов: вола, дома, верблюда, кнута и прочих. Могли ли они составлять серию? В каком контексте двадцать предметов выглядят серией? Серия означает определенный порядок: за первым предметом следует второй, за вторым третий и так далее. Я стал изучать предметы. Первым был вол, вторым — дом, третьим — верблюд, четвертым — дверь; всего двадцать разных предметов. Несколько раз я едва не находил ответ, но всегда спотыкался о число «двадцать». Я не мог понять смысл последовательности двадцати различных предметов, а когда понял, то сообразил, что мне мешало. Число «двадцать» было еще одним ложным следом. Оно имело смысл, но не для нашего времени. В современной культуре, определяющей мыслительные процессы, его заменяет другое число.

— В самом деле? — весело осведомился старик.

— Открытие произошло случайно — поздно вечером 5 января. Я поднялся в свою комнату, захватив подарочный экземпляр сборника стихотворений Джона. Открыв его на титульном листе, я увидел ключ, который отпер дверь. А за дверью находился ответ.

— Что же это за ответ?

— Ал-фа-вит.

— Алфавит. — Старик почти любовно произнес эти три слога. — Звучит основательно!