Я напоминаю себе, что называю его Дэниел, с коротким гласным звуком вместо длинного «и», как я говорю по-русски. Однажды, я назвал его Даниил, и он предупредил меня, что моего неправильного произношения слишком много для того, чтобы стать врагами, и слишком мало, чтобы мы стать друзьями. Я не был уверен, чем это было, предупреждением или приглашением. В этом бизнесе ни у кого нет друзей, тем не менее, я никогда больше не называл его
— Привет, — отвечаю я с максимально американским акцентом.
— Ник, — ответил Дэниел. Мы оба используем модуляторы голоса. Вполне возможно, что мы могли бы стоять рядом на улице и не узнать друг друга. Хотел бы я знать, был ли он солдатом с, возможно, очень бдительным взглядом и ухоженным телом.
— Дэниел, — отвечаю я, — что случилось?
Он кашляет в трубку, как будто сдерживая смех. Я удивляюсь, неужели я где-то допустил ошибку?
—
Поэтому я и не общаюсь с другими людьми. Менять акценты легко, но мой язык слишком высокопарен, чтобы сойти за родной. Этот мой главный недостаток и станет причиной моего краха, как говорит Александр. Поэтому, дабы уменьшить риск, мне приходится чаще молчать. Этот приём я применяю и сейчас. Жду, пока Дэниел продолжит. В конце концов, он единственный, кто со мной периодически связывается. Тишина между нами становится всё тяжелее, мы оба ждём, пока кто-нибудь сдастся. Я смотрю на часы. У него есть шестьдесят секунд, прежде чем я повешу трубку.
Дэниел сдаётся первым.
— У меня есть информация о смерти Александра.
Мои глаза закрываются с облегчением и тревогой. Я долго ждал этой информации.
Лишь по этой единственной причине человек, которого я называю мистер Браун, до сих пор жив.
— У тебя? — спрашиваю я. Почему Дэниел предлагает мне информацию об Александре? Я стараюсь казаться небрежным, но очень рад, что Дэниел не может меня видеть. Напряжение в мышцах меня выдаёт. Я стараюсь не барабанить пальцами и не стучать ногой, опасаясь, что Дэниел догадается о моих движениях даже через телефон.
— Ты не единственный, кто волнуется об Александре, — резкость его голоса удивляет меня. Он никогда не показывал ничего, кроме лаконичности, даже когда наносил удар. Однажды я подслушал его рассказ о том, что он не может убить цель до того, как выпьет свой утренний кофе. Глоток. Бам.
— Извини, Дэниел. Мой эгоизм не уместен, — говорю я. — Сколько?
Дэниел вздыхает. Шипение его дыхания через голосовой модулятор раздражает. Я убираю трубку телефона от уха, ожидая пока Дэниел заговорит.
— Это на халяву, приятель, потому что мне тоже не понравилось то, что произошло.
— Я не приемлю это, — никогда и никому не быть чем-то обязанным. Урок номер один от Александра.
— Хорошо, тогда я возьму твою винтовку САКО, — говорит Дэниел.
— Ты собирал мои пули? — единственный способ, которым можно было вычислить моё оружие — это экспертиза гильз и изучение маркировки винтовок. Дэниел показывает себя грозным соперником. Я сжимаю телефон крепче. Если Дэниел станет проблемой, то мне придётся использовать свои знания, приобретённые о нём, чтобы устранить его. Я знаю, что он использует винтовку с поворотным затвором Барретт М98 и пули 388 Лапуа Магнум, содержащие порох, изготовленный преимущественно в южной части Американских штатов, Техасе или Аризоне.
Немного времени заняло бы прослушивание всех записей наших с ним разговоров, изучение маршрутных записей телефонных разговоров и следов от производителей пороха.
Но я не стану делать ни одну из этих вещей, потому что Дэниел никогда не был для меня угрозой. Я чувствую некое родство с ним. Возможно, он ужасный человек, убивший тысячи невинных людей. Возможно, его, как и меня, готовили к этой карьере потому, что у него не было других возможностей. А возможно, его утверждение было не предупреждением, а приветствием с открытой ладонью, но я отвернулся от него.
— Только парочку, мужик. Я не хотел, чтобы их нашёл Рамбаудис, — Дэниел возвращается к своей обычной лёгкой манере и насмехается надо мной.
— Понятно. Ещё одним долгом больше, — говорю я мрачно.
— Я занесу это в свой дневник.
Думаю, он просто шутит, но я уже составляю план. Определю местонахождение Дэниела, на всякий случай. Перестраховка, ничего больше.
— Спасибо, мужик, — говорю я, пытаясь использовать американский сленг. Я должен изучить своих соседей. Многие из них молоды, как щенки, но если бы я смог говорить, как они, я стал бы менее заметным. Наверняка люди считают меня глуповатым из-за неумелого использования их родного языка.
— Отличная попытка, — я слышу иронию в его голосе. Ко мне снова подступает мысль о том, что, возможно, эти поползновения Дэниела — просто приглашение к совместному доверию, но я гоню её прочь.
— Информация?
— Революция не может пройти без поддержки армии.