Последний царь

Она: «09.03.15. Мой муженек, ангел дорогой! Какое счастье узнать, что послезавтра я буду держать тебя крепко в своих объятиях, слушать твой дорогой голос и смотреть в твои любимые глаза… Посылаю тебе письмо от Маши (из Австрии), которое ее упросили тебе написать в пользу мира. Я, конечно, более не отвечаю на ее письма…»

Фрейлина Мария Васильчикова (Маша) в 1915 году жила в Австрии. Однажды! как объясняла потом она сама, к ней явились трое неизвестных и попросили ее обратиться с посланием к Государю. Они рассказали ей, каким должно быть содержание этого письма: «Миролюбие Его Императорского Величества хорошо известно во всей Европе… Австрия и Германия уже достаточно убедились в силе русского оружия» и т. д. Короче, незнакомцы явились с предложением (пока неофициальным) встретиться тайно трем представителям – Австрии, России и Германии – для начала переговоров о сепаратном мире. Встречу было предложено организовать в Стокгольме…

Он понимал: история с письмом породит все те же мерзкие слухи. И, получив «письмо от Маши», Николай немедленно передал его своему министру иностранных дел. Он хотел, чтобы все знали: он не делает никакой тайны из этих предложений, ибо они являются для него совершенно неприемлемыми.

Парадокс: 20 лет назад, когда прямолинейный Вильгельм прощался с Аликс в Берлине, он был уверен, что гессенская принцесса станет в России верной опорой Германии. Но именно потому, что она была немецкой принцессой, Аликс должна была быть вне подозрений в любой мирной инициативе, в любой попытке заключить мир с Германией. И понимая весь ужас войны, и мечтая о мире со своей родиной, и имея влияние на решения Ники, она вынуждена была молчать. Мучиться и молчать и постоянно демонстрировать свою приверженность к войне до победы… В результате Маше было велено немедленно вернуться в Россию…

И опять царь жил в Царском, чтобы очень скоро вновь уехать… Она: «04.04.15. Ты опять нас покидаешь. И, вероятно, с радостью, потому что жизнь здесь, кроме работы в саду, была скучной. Мы почти не видели друг друга – я лежала. Многое я не успела тебя спросить, а когда мы поздно вечером наконец бываем вместе, то все мысли улетают…»

Да, он неразговорчив. И когда они вместе – они молчат. Только разлука рождает это словоизвержение любви.

Она: «Я плачу, как большой ребенок. Я вижу перед собой твои грустные глаза, полные ласки… Шлю тебе мои самые горячие пожелания к завтрашнему дню (наступало их любимое 8 апреля, годовщина обручения. – Э. Р.). В первый раз за 21 год мы проводим этот день не вместе, но как я живо все вспоминаю! Мой дорогой мальчик, какое счастье и какую любовь ты дал мне за все эти годы…»

«08.04.15… Как время летит – уже 21 год прошел! Знаешь, я сохранила это платье «принцессы», в котором я была в то утро, и я надену твою любимую брошку…»

В это время Васильчикова вернулась в Петроград – и, видимо, привезла с собой письма из Германии.

Она: «17.04.15… Я получила длинное милое письмо от Эрни, я тебе его покажу по твоем возвращении. Он пишет: «Если кто-нибудь может понять его (т. е. тебя) и знает, что он переживает, – то это я». Он крепко тебя целует. Он стремится найти выход из этой дилеммы и полагает, что кто-нибудь должен был бы начать строить мост для переговоров. У него возник план послать частным образом доверенное лицо в Стокгольм, которое встретилось бы там с человеком, посланным от тебя (частным образом), и они могли бы помочь уладить многие временные затруднения. План его основан на том, что в Германии нет настоящей ненависти к России. Эрни послал его уже туда к 28 числу. Я послала сказать этому господину, что ты еще не возвращался, и чтоб он не ждал. И что хотя все жаждут мира, но время еще не настало. Я хотела закончить с этим делом до твоего возвращения, т. к. знала, что тебе оно будет неприятно».

Бедная Аликс, как она надеется: а вдруг он все-таки скажет «время уже настало». Тщетно.

Приближалось 6 мая.

Она: «04.05.15… Как грустно, что мы проводим день твоего рождения не вместе! Это в первый раз… Ах, крест, возложенный на твои плечи, так нелегок! Как бы я хотела помочь тебе его нести, хотя мысленно и в молитвах я это делаю. Как бы я хотела облегчить твое бремя, много ты выстрадал за эти 20 лет… – ведь ты родился в день Иова Многострадального, мой бедный друг».

«Мне легче излагать все это на бумаге – по глупой застенчивости…»