Последний трофей Ганнибала

Стиснутые на небольшом пространстве, они сталкивались друг с другом и, поражаемые врагами, умирали не легкою и не скорою смертью, но корчились от нестерпимой боли, и, катаясь с вонзившимися в тело стрелами по земле, обламывали их в самих ранах, пытаясь же вытащить зубчатые острия, проникшие сквозь жилы и вены, рвали и терзали самих себя. Так умирали многие, но и остальные не были в состоянии защищаться. И когда Публий призывал их ударить на броненосных конников, они показывали ему свои руки, приколотые к щитам, и ноги, насквозь пробитые и пригвождённые к земле, так что они не были способны ни к бегству, ни к защите. Тогда Публий, ободрив конницу, стремительно ринулся на врагов и схватился с ними в рукопашную. Но не равны были его силы с неприятельскими ни в нападении, ни в обороне: галлы били лёгкими, коротенькими дротиками в панцири из сыромятной кожи или железные, а сами получали удары копьём в слабо защищённые, обнажённые тела. <…>

Галлы хватались за вражеские копья и, сходясь вплотную с врагами, стеснёнными в движениях тяжестью доспехов, сбрасывали их с коней. Многие же из них, спешившись и подлезая под брюхо неприятельским коням, поражали их в живот. Лошади вздымались на дыбы от боли и умирали, давя и седоков своих и противников, перемешавшихся друг с другом. Но галлов жестоко мучила непривычная для них жажда и зной. Да и лошадей своих они чуть ли не всех потеряли, когда устремлялись на парфянские копья. Итак, им поневоле пришлось отступить к тяжёлой пехоте, ведя с собой Публия, уже изнемогавшего от ран. <…>

<…> Так говорил Красс, ободряя своих солдат, но тут же убедился, что лишь немногие из них мужественно внимали ему. Приказав им издать боевой клич, он сразу обнаружил унылое настроение войска — так слаб, разрознен и неровен был этот клич, тогда как крики варваров раздавались по-прежнему отчётливо и смело. Между тем враги перешли к действиям. Прислужники и оруженосцы, разъезжая вдоль флангов, стали пускать стрелы, а передовые бойцы, действуя копьями, стеснили римлян на малом пространстве — исключая тех немногих, которые решались, дабы избегнуть гибели от стрел, бросаться на врагов, но, не причинив им большого вреда, сами умирали скорой смертью от тяжких ран: парфяне вонзали во всадников тяжёлые, с железным остриём копья, часто с одного удара пробивавшие двух человек. <…>" [11]

В столкновении с мощным союзом племён, возглавляемым готами, сарматы утратили господствующее положение в Северном Причерноморье. Тацит о готах или готонах сообщает следующее:

"За лугиями живут готоны, которыми правят цари, и уже несколько жёстче, чем у других народов Германии, однако ещё не вполне самовластно. Далее, у самого Океана — ругии и лемовии; отличительная особенность всех племён — круглые щиты, короткие мечи и покорность царям. <…>" [12]

К III в. до н. э. на Севере приходят в движение различные германские племена и устремляются на Юг, к Чёрному морю. Первыми пошли скифы, за ними бастарны.[13] Затем эрулы [14], готы, бургунды [15], вандалы [16], гепиды [17], руги [18]. Если судить по греческим и латинским источникам, готы появляются в Дакии к исходу II в. н. э., во Фракии — в начале III в. Именно в понтийском регионе термин "гот" приобретает подлинно этническое значение. Этимологически термин, очевидно, восходит к корню "вождь, глава", "муж доблестный" (быть может, сравнимому с латинским vir — "муж"?), иначе говоря — "герой", "вожатый". Может статься, что готы с самого начала были не одной из многих племенных групп, а руководящим ядром среди мигрирующих германцев, их военной аристократией. Если дело обстояло так, то суть вопроса прояснилась бы в этом необычном ракурсе: роль гегемона, которую готы играли в отношении восточных германцев, настолько очевидна, что даже Прокопий [19] не ставит готов в один ряд с вандалами, гепидами, ругами и скифами.[20]

Захватив причерноморские степи готы изменили традициям пешего боя, присущего германским народам, переняв тактику боя сарматов.

Готы вобрали в себя скифо-сарматскую культуру. Они сумели ассимилировать многое из содержательной стороны этой культуры, усвоили её технические приёмы, прежде всего ведение боя верхом на коне. Элементы шаманства, мистерии, хтонических [21] культов, присущие древней германской культуре и сгруппированные в мифокультурный комплекс бога Вотана, … имеют не только рунический источник, но понтийско-германское, или "алано-готское", как предпочитают выражаться иные историки, происхождение. Научившись верховой езде и коневодству благодаря контактам со степными культурами, восточные германцы усвоили также наиболее подходящий для такого занятий костюм. Одежда их состояла из штанов для мирной поездки и охоты и доспехов, покрытых железной чешуёй на случай войны. [22]