Последний трюк

Я поднял предплечье и уставился на единственный восстановленный сигил на своей татуировке огня.

– Как он это сделал?

– Это мама, – ответила Ша-маат, едва сдерживая слёзы.

– Мама?

Она кивнула.

– С того самого дня, как ты ушёл от нас, она искала, как отменить связывание контрамагией, чтобы у тебя повилась причина вернуться домой. И отец тоже. Даже когда он сражался против тех, кто пытался помешать ему стать Верховным магом, он неустанно работал вместе с матерью: они искали способы восстановить твои татуировки.

Я с трудом представлял себе отца и мать, сидящих в её кабинете, обменивающихся теориями, лихорадочно строчащих формулы и рисунки новых сигилов, всё время напоминая друг другу, как ужасно важно вернуть слабого, неверного Келлена в их любящие объятия.

– Они сражались, Келлен, – сказала сестра, увидев сомнение на моём лице. – Не только с нашими врагами, не только с проблемами, но и друг с другом. Ночью и днём, иногда неделями. Между ними разрасталась бездна недопонимания, они обвиняли друг друга в том, что не смогли придумать, как сделать тебя целым.

«Сделать целым».

Я ощутил укол негодования. Мне хотелось сказать, что я и так в порядке. Я – Келлен Аргос, Путь Бесконечных Звёзд. Изгой, переживший десятки дуэлей. Я – меткий маг королевы. Я больше не нуждаюсь в том, чтобы быть джен-теп, и не хочу им быть.

Вот только… Я этого хотел.

Я невольно взглянул на татуировки на своих предплечьях, такие уродливые и искажённые из-за контрсигилов – кроме татуировки дыхания и прекрасного медного сигила на татуировке огня. Даже после стольких лет некая часть меня жаждала стать настоящим магом. Как моя мать. Как мой отец.

– И что теперь будет? – спросил я.

Сестра кивнула, как будто мы заключили сделку.

– Процесс будет долгим и трудным. На уничтожение каждого контрсигила нужно много времени и сил.

Она взяла меня за запястье и приподняла моё предплечье.

– Потребовалось почти два года, чтобы решить, как нанести один только этот сигил.

Два года. На татуировке огня было девять сигилов. Шестнадцать на татуировке шёлка. Татуировка магии крови имела двадцать семь отдельных сигилов. Я стану дряхлым стариком задолго до того, как сделаюсь настоящим магом.

– Первый был самым трудным, – сказала Шелла, увидев моё разочарование. – Мы даже сомневались, что такое возможно.

Она отпустила мою руку и обняла меня.

– Но теперь, когда мы знаем, что метод работает, брат, и будем трудиться все вместе, как только ты справишься с угрозой Бога берабесков и вернёшься домой…

Опять это слово. «Домой».

Должно быть, она заметила что-то на моём лице. Шелла всегда знала меня лучше, чем кто бы то ни было. Только она никогда не понимала меня до конца. Она открыла рот – без сомнения, чтобы попрекнуть меня, как всегда, семьёй и долгом, – но промолчала. Казалось, ею овладела усталость, и она потрясла головой, как параличная старуха.

– Я просто не знаю, Келлен, – сказала она наконец.

– Чего не знаешь?

Она снова заколебалась.

– Я… Я не знаю, что с тобой делать. Я всё думаю, что могу сказать тебе что-то, подарить тебе что-то или сделать то, что тебя вернёт. То, что заставит тебя перестать нас ненавидеть.

Почему-то эти слова ранили меня глубже, чем любой упрёк.

– Я не ненавижу тебя, сестра, – сказал я, беря её за руку. – Я тебя люблю.

Её глаза встретились с моими, уголки губ приподнялись в печальной улыбке.

– Ты любишь меня. И ненавидишь меня. Иногда я – твоя любимая сестра, иногда – твой заклятый враг. Ты меняешься так часто и так быстро, что иногда я гадаю – знаешь ли ты сам, что чувствуешь.

Мановением руки она открыла дверь атенеума, давая понять, что меня отпускают.

Повернувшись, чтобы уйти, я услышал всхлип и слова Ша-маат:

– Не уверена, сколько ещё я смогу это выдерживать, брат.

Глава 26. Энигматист

Фериус ждала меня на улице. Каким-то образом в городе, где о подобных вещах не слыхивали, ей удалось найти курительную соломинку. У Фериус был удивительно довольный вид.

– А где Рейчис? – спросил я.

Она подняла соломинку; тлеющий кончик – светящаяся красная точка на фоне ночи.

– Он не ценит прекраснейших вещей. Сказал, что ему надо поохотиться, хотя, по-моему, его охота больше связана с выпечкой и ликёрами, чем с кроликами.

Мы двинулись вниз по улице. До дворца было далеко, поэтому даже Фериус не могла скрыть, что с ней не всё в порядке.

– Нога у тебя болит сильнее, чем ты показываешь, – сказал я.

– Что – эта? – она хлопнула по ноге ладонью, попытавшись не вздрогнуть. Хреново ей это удалось. – Хочешь сказать, что тебе в ногу никогда не попадал арбалетный болт?

Заметьте, она не сказала, что стреляла из арбалета.

– А ты как? – спросила она, указывая горящим концом соломинки на сигил огня на моём предплечье. – Должно быть, ужасно жжёт.

Тут она усмехнулась.

– Но, наверное, не больше, чем выговор, который закатил тебе папаша. Ты помирился с сестрой перед тем, как уйти?

– Фериус…

– Семья важна для тебя, малыш, как бы ты ни старался…

Я положил руку ей на плечо, заставив остановиться.

– Ты же знаешь, что такое больше на меня не действует, верно?