Последний трюк

Поэтому, если вы разбираетесь в предмете, защита от магии не так уж сложна; вот почему маги, подобные моему отцу, не объявляют себя императорами мира и не подчиняют всех своей власти. Значит, у него был только один способ сотворить заклинание в самой безопасной комнате во всём Дароме.

– У тебя там кто-то есть, – сказал я.

Ке-хеопс сносно изобразил человека, совершенно забывшего, о чём шла речь.

– Эм? – буркнул он, сворачивая в другой проход, ведущий к следующей лестнице, поднимающейся из дворцовых подземелий.

– Я почти уверен, что у Шептунов есть способы проверки защиты каждый раз, когда они входят в ту комнату, – продолжал я. – Значит, один из них отключил защиту после того, как они начали собрание.

Я мысленно перебрал всех людей, сидевших за столом.

– Это был верблюд? Нет… Сурикат?

Ке-хеопс наконец остановился, слегка улыбаясь.

– Полагаю, один из них и вправду смахивал на суриката, а у другого, несомненно, была морда верблюда. Предположить, что один из них – лазутчик, тебя, наверное, заставил какой-то трюк аргоси? Может, арта превис?

Вопрос застал меня врасплох. Насколько мне было известно, отец никогда не задумывался о пути аргоси дольше, чем на пять секунд. С его точки зрения, от таких вещей Верховному магу не больше пользы, чем от глубоких знаний о рытье канав или вязании детских чепчиков. То, что за последние годы отец разузнал об аргоси хоть немного, означало, что он начал относиться к ним серьёзно.

– Вообще-то арта локвит.

Он нахмурил брови.

– Я думал, арта локвит – это языки?

– Арта локвит – это красноречие, а не просто языки, – пояснил я. – Один из первых принципов этого таланта заключается в том, что каждое высказывание служит определённой цели. Поэтому, когда кто-то болтает лишнее, например, когда сурикат продолжает упоминать темы, которые уже подняли другие, это значит, что в его намерения входит не выражение своего мнения, а нечто иное.

– По-моему, слишком много предположений.

– Вообще-то нет. Речь его была слишком ровной. Если бы он искренне беспокоился, что остальные за столом не разделяют его тревог, он бы повысил голос, когда стучал по столу. Он что-то скрывал, я уверен. – Я поймал взгляд отца. – Так же, как ты скрываешь сейчас.

Отец посмеялся над этим обвинением.

– И что, согласно твоим маленьким умозаключениям, я скрываю?

Как и большинство людей, гордящихся своей честностью и прямотой, отец был прирождённым интриганом, но никудышным игроком в покер.

– Это самый долгий разговор в нашей жизни, когда ты не называешь меня слабаком, неудачником или предателем нашей семьи. Что тебе от меня нужно, отец?

Ке-хеопс не отвёл глаз. Я задумался – понимает ли он, что смотрит на меня взглядом человека, оценивающего потенциальную угрозу.

– Не здесь, – сказал он и пошёл вверх по лестнице.

Я последовал за ним, но слишком поздно заметил соматические фигуры, которые он составляет наполовину скрытыми в тени руками. Я услышал последний шепчущий слог неизвестного мне заклинания, как только поднялся на верхнюю ступеньку лестницы и обнаружил, что вместо потолка большого зала дворца смотрю в небо, полное звёзд.

Воздух холодил мои щёки, каменные полы под моими сапогами сменились мягким песком. Мой взгляд устремился к далёким огням города. Могучие башни поднимались над его стенами, достигая небес; тени, которые отбрасывали эти башни в свете луны, тянулись к нам.

– Махан Мебаб… – прошептал я. – Столица теократии Берабеска.

– Ты всегда хотел сыграть героя, Ке-хелиос, – произнёс отец. – Теперь я даю тебе прекрасную возможность.

Он показал на город.

– Всё, что тебе нужно сделать, это проскользнуть за те стены и убить Бога, прежде чем он уничтожит всё, что ты любишь.

Глава 10. Миссия

Трудно не запаниковать, когда все ощущения вопят, что ты в тысяче миль от того места, где, как ты думал, сейчас находишься. Мышцы нижней части тела сжимаются, готовясь к бегству, хотя чувство равновесия подводит. Руки трясутся, язык словно распухает от медного привкуса. Тошнота тоже не слишком веселит.

«Сосредоточься, – велел я себе. – Закрой глаза. Игнорируй внешний мир и доверься внутреннему голосу».

В такие моменты Фериус Перфекс любит повторять: «Дыши в пустоте, малыш».

Я так ненавижу эту фразу, что почти хочу, чтобы она не сработала.

– Хорошая иллюзия, – сказал я наконец, когда бешеный стук в груди начал стихать. – Но тебе следовало чуть лучше поработать над бризом.

Ке-хеопса беспокоила моя критика.

– О чём ты? Заклинание…

Я легонько помахал рукой перед собой.

– В сердце пустыни кожу больше сушит. И давление воздуха в таких низинах должно быть больше, чем в Дароме.

– Восхитительно, – прокомментировал отец. Я почти уверен, что он впервые сказал это своему сыну. – Твой разум должен был сам восполнить такие упущения.

– Не расстраивайся. Я чаще отбивался от магов, владеющих заклинаниями шёлка, чем большинство других людей, – предупредил я.

Я протянул руку за спину. Мои органы чувств настаивали, что там ничего нет, но напряжение мышц руки и предплечья говорило, что я прижат к стене дворца.

– А что будет, если кто-нибудь, идя по коридору, наткнётся на нас?