— Они лежали в папке. Там… Не хотите ли взглянуть? Дре пожимает плечами.
— У меня на письменном столе гора таких писем, — говорит — Если все принимать всерьез!
— Но мне тоже угрожают, — протестует Шамбон.
— Вам пишут?
— Нет. Звонят.
— И что же вам говорят?
— Например, что прикончат меня… что я стою не больше своего дяди. В таком роде.
— Это все?
— Разве этого мало?
— Любезный мой господин, вы даже представить себе не можете, скольким людям угрожают по телефону или в письмах в это самое время, которое мы только что пережили. Дело в том, что подобные глупости остаются без последствий, уверяю вас.
— Вы забываете, что моего дядю довели до самоубийства. Наш Шамбон смертельно уязвлен. А Дре все это кажется забавным.
— Не надо драматизировать, — говорит он. — Пока что мне известно одно: никто вашего дядю не доводил до самоубийства. А вот вам доказательство. Господин Фроман не придавал никакого значения этим письмам; он никогда не обращался по этому поводу в суд.
— Зато я подам жалобу в суд, — восклицает Шамбон. — Я прошу, чтобы мой телефон подключили к прослушиванию.
— Это ваше право, месье.
— Я требую также, чтобы поместье взяли под охрану.
Комиссар смотрит на меня и на Изу так, словно призывает в свидетели, затем сует оба письма в карман.
— Вы многого хотите. Во-первых, у меня не хватает сотрудников. И кроме того, кое о чем вы забываете… Вам известны результаты выборов? Ваши друзья потерпели поражение. Извините за откровенность, но в вышестоящих инстанциях полагают, что делу господина Фромана уделено достаточно внимания.
— Президента Фромана, — поправляет в ярости Шамбон.
— Пусть так. Президента Фромана.
— Это преступление! — бросает Шамбон.
— Банальное самоубийство, — невозмутимо возражает Дре.
— Так вы ничего не будете предпринимать?.. И если в меня выстрелят, умоете руки?
— Никто в вас стрелять не будет, — уверяет Дре. — А сейчас, если позволите… У меня много работы. Он раскланивается со всеми и делает шаг к выходу.
— Вы пожалеете, господин комиссар, — кричит вслед Шамбон.
— У нас есть поддержка.
— Рад за вас.
Дре уходит. Иза провожает его. Шамбон, вне себя от ярости, возвращается в кабинет.
— Номер не пройдет, — орет он. — Плевать я хотел на этого кретина.
— Успокойся, Марсель.
— О, вам-то что?!
— Ей-богу, ты и в самом деле веришь, что тебе угрожают. Эй, проснись! Ты что, забыл, что все это липа? Мы ведь хотели всего-навсего обмануть Изу.
Он растерян. Трет пальцами глаза.
— Я сам не знаю, на каком я свете, — бормочет он. — У меня нет ни малейшего желания хоронить себя в Гавре или где-нибудь еще. Что вы скажете?
— Ну, конечно. Мне нужно немного времени. Ты не должен показывать, что возмущен выходкой комиссара. Надо быть выше этого. Осторожно, вот и она. Иза входит в кабинет. Протягивает футляр Шамбону.
— Мы все немножко потеряли голову, — говорит она. — Это очень мило с вашей стороны. Марсель, но я не могу принять.
— Прошу вас.
Движением век я даю ей понять, что все это не имеет больше значения. Она не знает, куда я клоню, но повинуется и, разыгрывая смущение, взволнованно говорит:
— Спасибо, Марсель. При одном условии. Берегите себя. Открывает футляр, еще раз любуется драгоценностью.
— Безумие!
— Да нет, — отвечает Шамбон. — Вы рассуждаете, как моя мать, милая Иза. Так вот, мне надоело благоразумие. Если бы вы знали, что я уже сделал для вас!… Спросите брата. Он не сдерживает себя. Берет ее за руку.
— Хватит болтать всякую ерунду, малыш Марсель. Раз уж Дре тебя бросил, примем собственные меры. Жду тебя у себя.
— Послушайтесь Ришара, — говорит Иза. — Он осторожен.
— Согласен. До скорого… Иза, я счастлив, — он посылает ей воздушный поцелуй.
— Оставь, не сердись, — шепчет Иза. Наконец-то мы одни.
— Ты что-нибудь придумал? Тот же вопрос, что и у него.
— Конечно, но мне потребуется немного времени.
На самом деле, все давным-давно продумано. Я знаю, где моя пушка. Рядом с подшивкой рецензий и биноклем — реликвиями прошлого. Я всегда хранил его в исправности.
Когда-то в фильмах о гангстерах из него стреляли только холостыми патронами. А я думал: «Как жаль! Великолепное оружие и будто в наморднике». Что ж, на этот раз мы вместе поиграем с огнем. До сих пор выигрывал всегда я, а не Дре. Комиссар, вам до меня никогда не добраться. Я поджидаю Шамбона и ищу в глубине шкафа пистолет.
Натыкаюсь на мотоциклетные краги. Боже, а я и забыл о них. Даже присел — нервная судорога скрутила живот. Сколько украденной радости, безвозвратно утерянного счастья!
Я задыхаюсь. Когда входит Шамбон, он видит, что я держу на коленях краги и нежно, как кошку, глажу их.
— Что это — игра? Что это?
— Сам видишь. Возьми, подержи. Он недоверчиво берет их в руки.
— Я вот тут разбирался и наткнулся на них. Они кое-что значат для меня… Возьми их себе. Ты даришь бриллианты. Я дарю, что могу. Ладно, не будем об этом говорить.
Он благоговейно ставит краги у спинки кровати и раскуривает свою жуткую сигару. Я, как всегда, трубку. Потом продолжаю:
— Ты заметил, он не бросил письма в корзинку. Положил в карман.
— Ну и что?