"Надо было со всей дури об стену", — подумала она.
— Лучше б ты его не нашел.
Упрек жены повис над Теллем. Пока он не стал совсем невыносимым, нужно было сказать Фине.
— У нас есть сроки, — Телль не мог поднять глаз от клеенки на столе. — Если мы в них не уложимся, будет только хуже. В первую очередь Ханнесу.
Фина старалась думать не о том, что натворил муж, а о том, как спасти сына.
— Если сделать так, чтобы Ханнес просто заснул? Не навсегда. Если не весь пузырек выпить, а — половину, треть? А потом, когда Ханнес проснется, просто спрятать его.
— Я тебе говорил уже, там опознание будет, — хмуро ответил Телль. — Там коменданта позовут и соседей — понятыми. И на кремации они будут.
— Не вырвешься, действительно, — тяжело согласилась Фина.
— Сын сам все решил…
Тут Фина вспыхнула.
— Тебе так легче, верно? Спросить с себя нечего.
— Легче, — признался Телль, обожженный стыдом этой правды.
— Лучше б ты не нашел ту аптеку.
Поднявшись, Фина оперлась руками о стол и наклонилась к мужу.
— Для меня — это ты сделаешь. Не инспекция, а ты.
Телль беспомощно молчал. Фина бросила на него безжалостный взгляд.
— Как и с Марком.
***
Заснуть Фина в тот вечер так и не смогла. К ставшим привычными переживаниям за сына добавилось чувство вины из-за сказанных мужу слов. Телль, конечно, простит ее, но как же жестока она с ним! В раскаянии Фина гладила подушку, которой во сне накрыл голову муж, и неслышно просила у него прощения.
Днем Фине удалось отпроситься с работы пораньше. По пути она купила мороженого, апельсиновый сок, но Ханнеса дома не оказалось. Фину словно пронзило молнией. Придя в себя, она посмотрела под диваном, в шкафу и пошла искать на улицу. Спросить, видел ли кто ее мальчика, было не у кого.
Фина не сомневалась, что Ханнес решил пройтись, но она знала, как часто бесследно исчезали люди. Обычно это были старики, инвалиды, оставшиеся без родителей дети. Взрослые здоровые люди тоже пропадали, но потом они появлялись с клеймом геев или нацпредателей в газетах, передачах Нацвещания.
Началось все давно. В доме, где Фина поселилась по распределению после института, в дальнем подъезде жил слепой старик. Каждым ранним утром старик в одном и том же пиджаке выходил на прогулку со своей собакой. Когда с ним здоровались, он поворачивался на голос, улыбался и снимал шляпу.
— Почему вы так рано гуляете всегда? — спросила его как-то Фина.
— В это время меньше всего шума, — узнав ее, ответил старик.
Однажды он не вернулся с прогулки. Собаку его тоже больше никто не видел. Через несколько дней в квартиру старика заселился переехавший из села юноша, как потом выяснилось — племянник какого-то чиновника Нацжилинспекции, в ведении которой находился дом.
Фина часто думала о слепом старике. Остальным было жалко не его, а собаку.
В поисках сына Фина обошла дом, заглянула на школьный двор, посмотрела в близлежащих магазинах. Ханнеса нигде не оказалось. Может, он пошел ей навстречу к работе? Тогда Ханнес наверняка бы заметил мать, даже с другой стороны улицы. Библиотека? Нет. Кино? Что там сейчас идет?.. Нет. Встречать отца? Зная, что мать возвращается домой раньше Телля, сын предупредил бы ее.
Если с сыном ничего не случилось, а Фина в это верила, то он, скорее всего, где-то сидит. Нужно было найти его до того, как народ заполнит улицы, возвращаясь с работы. Любой окрик со стороны, который Ханнес не заметит, может стать роковым.
Нашла сына Фина на скамейке в скверике у нацпочты. У ног Ханнеса скакали воробьи, хватая с земли крошки. На правой коленке Ханнеса листами вниз лежал открытый блокнот. Фина подошла сбоку, села рядом и положила ладонь на руку сына.
— Тебе не холодно сидеть?
— Нет. Только на воздухе спать хочется. Когда сажусь, сразу прямо тянет в сон.
— Давно ты тут?
— После обеда. Такое солнце было горячее… Я каждый день здесь. Кормлю птиц, рисую их, — запустив руку в карман куртки, Ханнес вытащил остатки хлеба. — Домой до вас прихожу, чтобы вы не волновались. Сегодня просто увлекся.
— Сегодня я вернулась раньше. Захожу домой, а тебя нет, — Фина опустила глаза. — Я испугалась, что ты совсем ушел.
Сев на корточки перед матерью, Ханнес обнял ее ладони.
— Я не ушел бы. Я знаю, что тогда вам будет хуже. Вы только не ссорьтесь с папой и не обижайтесь друг на друга из-за меня. Пожалуйста.
Значит, сын все понимает, что у них происходит. Фине стало стыдно за себя с Теллем. Но еще больше ей было жалко своего мальчика.
— Не плачь, мам, — чуть сжал Ханнес ее руки.
— Я не плачу.
Фина моргнула, уронив слезу с ресниц.
— Я слишком хорошо знаю твоего отца. Ему было бы проще, если б ты ушел, — призналась она. — Конечно, отец этого не хочет и никогда не скажет об этом даже самому себе. Но он понимает, что тогда ему ничего не пришлось бы делать.
— Почему? — Ханнесу казалось, что мать несправедлива к Теллю.
— Он не привык принимать решения. Или боится — не знаю. Он их только исполняет.
Ханнес заметил разочарование на лице матери.
— Как вы тогда поженились? — хотел понять он.
— Я предложила, — просто ответила Фина.
Глаза сына стали большими от удивления.
— А он?
— А он пошел и все сделал.