Последний суд

Беззаботно болтая, он принялся готовить кофе. Аргайл молча рыскал взглядом по квартире, высматривая картины. У них с Флавией это вошло уже в привычку. Флавия поступала так потому, что работала в полиции и привыкла подозревать всех и вся, а он — потому, что картины были делом его жизни. Попадая в чужую квартиру, он не мог удержаться, чтобы не посмотреть, что приобретают люди. Конечно, это не очень воспитанно, зато часто бывает полезным.

К тому времени, как закипела вода в кофейнике, Аргайл успел пробежаться взглядом по картинам, оценить мебель, изучить дедушкины часы и приступить к коллекции фотографий в современных серебряных рамках. Ничего интересного: везде Бессон в компании незнакомых людей — скорее всего родственников.

— Я решил отдохнуть, — говорил тем временем Бессон. — Знаете, в один прекрасный день просыпаешься и понимаешь, что просто не в состоянии идти на работу.

Нет никаких сил снова обхаживать покупателей, которые полдня смотрят твои картины, а потом заявляют, что цена слишком высока, да таким тоном, словно ты собрался их грабить. А еще хуже, когда они делают вид, будто могут позволить себе все что угодно, в то время как я прекрасно знаю, что это далеко не так. По правде говоря, больше всего мне нравятся клиенты, которые честно признаются, что картина им очень нравится и, если бы у них были деньги, они бы обязательно ее купили. Но на таких не заработаешь. У вас есть своя галерея, месье Бирнес?

— Да, я работаю в галерее, — осторожно сказал Аргайл.

— Правда? Где? В Лондоне?

— Да, в «Галерее Бирнеса».

— Так вы тот самый Бирнес? Эдвард Бирнес?

— О нет, — ответил Аргайл, чувствуя, что зашел слишком далеко. Спрашивается, почему было не назваться именем попроще? — Это мой дядя. Кажется, это Гервекс?

Он попытался переключить внимание хозяина, указав на небольшой, но очень красивый женский портрет. Бессон кивнул:

— Симпатичный, верно? Один из моих любимых.

— Вы специализируетесь на французской живописи девятнадцатого столетия?

— Только на ней. В наше время приходится выбирать свою нишу. Мне бы не хотелось иметь репутацию человека с разнообразными вкусами. Люди верят, что вы разбираетесь в предмете только в том случае, если вы сужаете круг своих интересов до минимума.

— О-о.

— Вас это удивляет?

— Скорее разочаровывает.

— Отчего же?

— Я понял, что напрасно отнимаю у вас время. Видите ли, ко мне попала картина, которая недавно проходила через ваши руки. Но должно быть, я получил неверную информацию, поскольку это не девятнадцатый век. Какая жалость: мне так хотелось разузнать о ней побольше.

— Иногда я отступаю от своего правила. Что это за вещь?

— «Казнь Сократа», конец восемнадцатого века.

Аргайл наблюдал, какая последует реакция. Бессон не смутился и спокойно отпил глоток кофе. Тем не менее когда он заговорил, голос его звучал настороженно, из чего англичанин сделал вывод, что попал в цель.

— Да? И что это за картина?

— Не знаю. Пару дней назад я ездил в Италию присмотреть что-нибудь для своей галереи и купил по случаю эту вещь у некоего Аргайла. Джонатана Аргайла. Мне показалось, он был рад избавиться от нее. Между прочим, очень приятный человек и отлично разбирается в живописи.

«Разве плохо сделать себе паблисити? — подумал он. — В конце концов, если уж врать, так с пользой для себя».

— Он объяснил это финансовыми затруднениями. Мне почему-то показалось, что картина ценная, и я решил навести о ней справки. Говорят, вы…

Бессон, однако, не собирался ему помогать.

— Нет, — медленно произнес он, — я не слышал о ней.

Он еще немного помолчал.

— Простите. Не думаю, чтобы кто-нибудь из моих коллег продавал ее. Но я поинтересуюсь. Как, вы говорите, она называется?

— Я был бы очень вам благодарен. «Казнь Сократа».

Теперь они оба играли в одну и ту же игру и лгали напропалую. Аргайл был страшно доволен собой, но подозревал, что Бессон, со своей стороны, доволен не меньше.

— Не стоит благодарности.

Бессон взял шариковую ручку и приготовился писать.

— Скажите мне, в какой гостинице вы остановились, чтобы я мог сообщить вам, если что-нибудь узнаю.

Аргайл замешкался с ответом: называть гостиницу было слишком опасно.

— Знаете, — сказал он, — у меня сегодня весь день расписан по минутам, а утром я улетаю в Лондон. Будет лучше, если вы позвоните мне в лондонскую галерею.

Бирнес, конечно, удивится, узнав, до какой степени расширился круг его родных, однако Аргайл не сомневался, что его друг выкрутится из положения со своим обычным апломбом.

— А что у вас запланировано на вечер? — спросил Бессон.

— А почему вы спрашиваете?

— Мы могли бы сходить куда-нибудь вместе. Я знаю отличный клуб на улице Муффтан. Очень современный. Если хотите, я заеду за вами в гостиницу…

Как настойчивы некоторые люди. Аргайл схватился за ногу и поморщился.

— О нет, я не смогу. — Он шлепнул себя по ноге. Бессон вопросительно смотрел на него.

— Сломал в прошлом году. До сих пор болит. Приходится беречь ногу.

— Какой ужас.

Аргайл поднялся и с чувством пожал Бессону руку.

— В любом случае спасибо. Ну, мне пора бежать.

— С больной ногой?