Последний спринтер

- Как полномочный представитель Всемирного Комитета Здоровья, я должна быть свидетелем этого самого чудовищного за последние годы нарушения закона, - с достоинством произнесла Эльза. - Или вы думаете, что после сегодняшнего дня наш Комитет будет смотреть сквозь пальцы на все проделки "профи"? Нет, сеньор Волжин! Я знаю, вам всегда не хватало твердости в отношении к ним, но сегодня их песенка спета, "профи" уже не выйдут из-под контроля ВКЗ. Кстати, вы слышали, что Центр Спорта в Хьюстоне скоро будет закрыт?

- Да? Вы думаете, вам это удастся?

- Можете считать, что нам это уже удалось. Решается вопрос о принятии нового закона о спорте. Более строгого. Профессиональный спорт будет запрещен для всех. Вы понимаете, для всех. Не только для организаций, но и для частных лиц.

- Вы страшная женщина, сеньора Эльза. Вы подумали, как нам будет скучно без спортивного Центра в Хьюстоне?

- Разминка! - послышался голос Прентиса.

- Нет, - возразил Джонсон, лениво двигая челюстями, - сегодня не так. Еще две минуты сижу.

Прентис уже привык к таким поправкам. Конечно, Бобу видней, он давно сам себе тренер, а Прентис, по сути, его ассистент.

- Игорь, - предложил Боб, - поиграем, как вчера?

- Давай.

- Монтгомери, - сказал Боб.

- Сальников, - ответил Волжин.

Эту игру они придумали накануне, когда встретились в Комитете по охране и почти сразу нашли общий язык. Выяснилось, что Боб говорит по-русски. "Мечтал работать разведчиком и выучил, а теперь разведчики никому не нужны, зато русский очень кстати". А уже разговорившись, они поняли, что оба знают и любят спорт и поклоняются одним и тем же кумирам, и их кумирами были не отчаянные "профи" последних лет, чьи рекорды создавала варварская спортивная наука, а те настоящие герои спорта, которые еще не знали тонкого научного расчета и транжирили свое здоровье на удивление нерационально, но за победу дрались, как звери.

Волжин был мальчишкой, а Джонсон даже не родился, когда их кумиры заканчивали свой путь в спорте, но воспоминания детства - самые яркие, и Волжин помнил и переполненные трибуны Лужников в дни соревнований, и тренировки знаменитых легкоатлетов, на которые он бегал поглазеть, имея такую возможность; а Джонсон, пятнадцати лет попав в Хьюстон, мог целыми часами просиживать в Музее спортивной славы, просматривая старые записи Олимпиад и крупных чемпионатов, и старый спорт он знал не хуже Волжина, даже лучше, потому что знал его еще и изнутри.

И вот Боб заявил, что США - первая спортивная держава мира. Волжин не согласился. И началось. Они стали бросаться громкими именами, загоняя порой друг друга в тупик, ведь в некоторых видах СССР и США не были равны, и тогда, если называлось неравнозначное имя, один из них призадумывался и говорил: "Нет, не то. Этот раунд я выиграл".

- Джо Луис, - предлагал Боб.

- Лемешев, - отвечал Игорь.

- Не то. Кассиус Клэть

- Горстков, - отвечал Игорь.

- Не то! Джо Фрэзер.

- Лагутин. Ну, ладно, Боб, этот раунд ты выиграл.

От мрачной группы экспертов отделился Альвар Густафссон, тоже член Всемирного Координационного Совета, и, подойдя к Волжину, сказал:

- Бьерн Борг.

Волжин задумался, и Джонсон опередил его:

- Джон Макинрой.

- Чесноков, - вспомнил наконец Волжин.

- Не то! - в один голос откликнулись Джонсон и Густафссон.

"Ну, держись, великий спринтер!" - подумал Волжин и объявил:

- Вячеслав Веденин.

- Томас Вассберг, - незамедлительно отозвался Густафссон.

А Джонсон скромно заметил:

- Пропускаю.

- Густафссон, - сказал Густафссон.

- Это ты, что ли? - улыбнулся Волжин.

- Нет, Томас Густафссон, олимпийский чемпион.

- Хайдсн! - радостно закричал Боб. - Эрик Хайден.

- Евгений Куликов, - спокойно ответил Волжин. - Если угодно, Игорь Малков.

Вдруг Джонсон поднялся. Откинув одеяло, встряхнул расслабленными мышцами. Прентис показал ему секундомер и, щелкнув кнопочкой, убрал в карман. Барокамеры были уже отсоединены, и великий спринтер медленно пошел к дорожке, переступая длинными, как у страуса, ногами, под лоснящейся черной кожей которых красиво перекатывались натренированные мускулы. Остановился возле белой линии старта, проведенной в шестнадцати ярдах от входа в Тоннель. Таков был разбег Джонсона.

Все стояли и молча смотрели, как он разминается. Потом Боб снова сел в шезлонг, накрылся одеялом, и Прентис с коротышкой принялись яростно растирать его мышцы, выдавливая на черную кожу белые червячки пасты из голубого тюбика. В воздухе разлился резкий и пряный запах.

Снова подошел Густафссон.

- Стэнмарк, - сказал он.

- Братья Маре, - откликнулся Боб.

- Жиров, - сказал Волжин и добавил: - Вот что, пора переходить к легкой атлетике. Брумель.

- Шеберг, - сказал Густафссон.

- Дюмас, - сказал Боб.

- Не то, - ответил Волжин обоим.

- Ладно, - прищурился Боб, - Бимон.

- Санеев.

- Ортер.

- Седых.

- Эшфорд.

- Кондратьева.

- Льюис.

- Борзов.

- Оуэне, Мактир, Хайнс, Смит, Кэлвин Смит, Лэттни, Кинг, Флойд, Уильяме, Сэнфорд, Риддик...

- Остановись, Боб, - сказал Прентис. - Вкалываю суперэкспресс.