Последний солдат Третьего рейха

Бункеры и ангары временного аэродрома люфтваффе послужили нам местом отдыха, без которого просто нельзя было обойтись. Войска люфтваффе оставили большую часть поля: им пришлось уйти на запад. Но некоторые боевые самолеты еще оставались там, наполовину разобранные, обледеневшие. Большую часть оборудования штаб вывез на салазках, ведомых тракторами.

В этих более-менее удобных условиях нам дали несколько дней отдыха. Однако, как только мы немного пришли в себя, власти перебросили нас в самую гущу событий. Для бойцов, воюющих в этом секторе, наша рота стала неожиданным подкреплением. Нас разделили на отряды и поручили разные задания. Три четверти роты поставили на подготовку позиций для 77-миллиметровых орудий и даже для малокалиберных пулеметов. Это означало, что надо разгрести огромные массы снега и взяться затем за землю, которая была тверже камня, которую разбивали кирками и взрывчаткой.

Гальсу, Ленсену и мне удалось попасть в один отряд – тот, которому поручили доставку припасов и вооружения пехотному подразделению, находившемуся в десяти километрах отсюда. Нам дали пару салазок, каждая из которых была запряжена тройкой степных пони. Расстояние было невелико, оснащены мы были гораздо лучше, чем во время последней трагической экспедиции, и думали, что туда и обратно доберемся за день.

Нас было восемь человек, включая сержанта. Я находился на вторых санях, на которых везли гранаты и магазины для крупнокалиберных пулеметов. Усевшись на салазках, я мог вдоволь насладиться видом пустынных окрестностей. Изредка из белой от снега земли появлялись чахлые деревца. Казалось, они участвуют в неравной борьбе с безбрежной белизной; она их одолевала, медленно, но верно. Больше в этих краях, где, должно быть, обитали только волки, не было видно ничего – лишь бледное серо-желтое небо. Казалось, мы достигли края земли.

Через некоторое время мы вышли на тропинку. У края густого леса, откуда-то из-за деревьев, появился солдат и остановил первые сани. Перебросившись парой слов с сержантом, он отступил, пропуская нас. Мы въехали в лес, где увидали пулемет в действии. Его обслуживали двое солдат. Еще дальше виднелся целый муравейник: солдаты, бесчисленные палатки, орудия, легкие танки, мортиры, поставленные на полозья. Забитую лошадь подвесили на дерево, солдаты в шинелях, запачканных кровью, превращали ее в бифштекс. Нас спрашивали, не привезли ли мы почту, и разражались ругательствами, когда узнали, что писем с нами нет.

Офицер проверил документы. Рота, которую мы обслуживали, находилась восточнее. С проводником-адъютантом мы продолжили путь через леса, в которых скрывалось три, а то и четыре тысячи человек, а затем пересекли целый ряд небольших полупустых холмов; я и сейчас как будто вижу их перед собой. Белый снег пересекали три телефонных провода, слегка засыпанные.

– Вот мы и на месте, – сказал адъютант. Он ехал верхом. – За опушкой попадете под обстрел противника, так что не жалейте лошадей. Следуйте по проводу. Рота, которую вы ищете, находится в километре отсюда.

Он отдал честь, как полагается, и ускакал. Мы взглянули друг на друга.

– Ну вот, снова начинается, – сказал сержант, несомненно, ветеран тылового обслуживания.

Он повел нас вперед, но неожиданно остановился.

– Попытаемся прорваться, придется действительно ехать как можно быстрее. Гоните лошадей. Если русские нас заметят, будут стрелять, но обычно до начала стрельбы проходит какое-то время. Если станет совсем жарко, санки с боеприпасами придется оставить: окажетесь от них на расстоянии меньше тридцати метров, мамочку придется забыть навсегда.

Я вспомнил про нападение на конвой близ Харькова.

– Вперед, – прокричал кто-то, чтобы показать, что ничего не боится.

Сержант забрался на первые сани. Вскоре мы достигли вершины холма. Лошади, задыхавшиеся от подъема, остановились, прежде чем начать спуск.

– Гоните их! – проревел сержант. – Здесь оставаться нельзя!

– Хлыстом! – закричал Гальс парню, держащему поводья.

Наши сани начали спускаться первыми. Как сейчас вижу трех лошадок, прыгающих по снегу от одного ухаба к другому. Белое облако можно было увидеть издалека. Мы трое сгрудились позади возницы, в центре саней, на темно-зеленых ящиках с надписью белыми буквами, от одной мысли о которой становилось дурно. Мы так боялись, что и думать забыли о морозе.

Через застилавшую глаза белую пургу я пытался разглядеть горизонт, хотя ехали мы очень быстро. Мне показалось, что вдали перед нами виднеются избы. Вокруг на удивление симметричные окопы нарушили безупречную белизну склона. Несмотря на высокую скорость, я заметил, как необычно выглядели границы этих ям: вырванная взрывами земля приобрела ярко-желтый оттенок. Они напоминали огромные, причудливые цветы с темно-коричневыми середками и желтыми лепестками, на краю приобретавшими бледный, почти белый цвет. Окопы, которые уже давно там были вырыты и уже успели покрыться снегом, представляли собой разновидности этого удивительного узора.