Последний солдат империи

Белосельцев был готов осуществлять возложенную на него миссию. Связывался с помощниками, порученцами, заместителями высших представителей государственной власти, которые были предупреждены о его звонках. Узнавал от них время и цели поездок, в которых ему предстояло участвовать. С Главкомом он отправлялся на военные учения в Белоруссию. С Прибалтом, министром и крупным партийным начальником — в атомный город в прикаспийской пустыне. С Премьером — на атомный полигон в Семипалатинск. С Профбоссом, правой рукой Первого Президента, — на космодром Байконур. С Зампредом, которого почитал и любил, — на Новую Землю.

Он был внесен в бортовые списки, включен в график поездок. Теперь же направлялся к Партийцу, намереваясь выяснить, готова ли партия в «час Икс» выполнить роль организатора народных масс.

При входе в сумрачное здание Центрального Комитета партии Белосельцев миновал пост охраны, где строгие, с синими погонами офицеры безопасности просмотрели его документ. Неохотно, с отчужденными, недоверчивыми лицами пропустили его внутрь огромного, тяжелого здания. Он прошел по петляющим коридорам старого доходного дома, где когда-то в номерах отдыхали заезжие в Москву чиновники, купцы, разорившиеся дворяне, подавались самовары, штофы с вином, захаживали девицы легкого поведения, выставлялась за порог нечищеная обувь постояльцев, а теперь на высоких, одинаково равнодушных дверях висели чопорные таблички с именами известных партийцев и сотрудников их аппарата. В коридорах было пустынно, как на паперти закрытого храма. Лишь изредка тихие, невзрачные люди с папками как тени скользили вдоль стен. По стеклянному рукаву он перешел в новое здание, блистающее дорогим полированным деревом, с быстроходными комфортными лифтами. Пожилой помощник ввел его в кабинет, и навстречу ему, добродушный, загорелый, с крепким лысоватым лбом, поднялся Партиец.

— Какие люди! Какие умы! — приветствовал его дружески-фамильярно хозяин кабинета, сильно сжимая ладонь, беря под локоть, усаживая на удобный стул лицом к огромному прохладному окну, за которым в летнем цветении открывался Кремль. Мокрое золото, белый камень, влажно-алый кирпич в сочных зеленых купах. Казалось, Кремль строился веками, убелялся дворцами и храмами, фресками и поливными изразцами только для того, чтобы услаждать взор обитателя кабинета.

— Ваша статья, Виктор Андреевич, об оборонном сознании внимательно прочитана в ЦК. Открою секрет, у меня был разговор с Генеральным. «Это что же? — спрашивает. — Призыв к военному перевороту?» Пришлось его убеждать, что это трезвая и смелая аналитика.

Партиец нажал на кнопку, вызывая кого-то. Попросил кофе и «чего-нибудь сладенького, пожевать». Белосельцев подумал, что сейчас увидит крепкого, молодого помощника, из тех, что, по словам Чекиста, стоят за спиной каждого государственника, «эзотерического гвардейца Андропова». Но в кабинет с улыбкой вошла милая, сдобная женщина, внесла поднос с кофе, вазочку с сахаром, блюдо со множеством маленьких аппетитных печеньиц.

— Мне удалось заинтересовать Генерального вашими идеями. Полагаю, сейчас самое время положить ему на стол вашу записку об «организационном оружии». По-моему, он готов прочитать.

На маленьком столике плотно стояли телефоны. Несколько белых, как из кости, с металлическими гербами. Черные, красные, зеленые, с дисками и без. Телефонные шнуры изгибались вниз, исчезали в стене. Белосельцев зорко проследил направление шнуров, расположение аппаратов. В телефонах закрытой связи, скрученная в жгуты, таилась информация о заговоре, имена заговорщиков, списки и адреса участников. Шнуры сквозь стену уходили наружу превращались в синий изгиб реки, в переполненную машинами набережную.

Но в кабинете было спокойно, веяло достатком, организованным обилием и порядком. Нарядный Кремль в зеркальном окне, блеск аппаратов, кружевная бахрома передника на груди миловидной служанки.

— Он ведь тоже понимает трагичность положения, — продолжал Партиец. — Потеря управляемости, распад окраин. Мы должны оттеснить от него дурных советников, окружить настоящими государственниками. Ему непросто совмещать роль Генсека и Президента, здесь есть свои тонкости.

Белосельцев глотал терпкий кофе, смотрел на далекий изгиб реки, мерцавший сквозь башни и главы.