Последний штрафбат Гитлера. Гибель богов

— А дело-то обычное, — продолжал Юрген. — Всех схватить и в эшелон, — стариков, женщин, детей, потом выгрузить в чистом поле или в лесу, в Казахстане или в Сибири, давайте, стройте светлое будущее за колючей проволокой. Так было с крестьянами…

— С кулаками! Это были враги социалистического общества!

Революционная необходимость, историческая целесообразность, жестокие законы классовой борьбы, бла-бла-бла.

— Русские немцы — тоже враги? Ведь у тебя там наверняка были родные, дяди, тети, брат или сестра. Их не жалко? — спустился на личный уровень Юрген. — Может быть, они уже сгинули в Сибири, в земле лежат.

Отдельные нарушения социалистической законности, извращение линии партии, перегибы на местах. Бла-бла-бла.

— Лес рубят, щепки летят, так, что ли?

— Так, — согласился мужчина. В его голосе поубавилось уверенности. Возможно, он просто устал.

— Вставай. Пойдем, — сказал Юрген. Он выяснил все, что хотел.

— Куда?

— Куда хочешь.

— Тогда к Висле.

— Это опасно.

— Что такое риск на войне?

— Оно конечно, — пожал плечами Юрген.

— Дай мне руку.

Юрген встал, повесил автомат на грудь, подошел к мужчине.

— Только давай без глупостей, — сказал он, — я сильнее тебя.

— Возможно. Я даже допускаю, что каждый ваш солдат сильнее нашего, но вместе сильнее мы, поэтому победим мы.

— Это мы еще посмотрим, — сказал Юрген, протянул ему руку, рывком поднял.

Мужчина попрыгал на здоровой ноге, разминая больную.

— Идти сможешь? — спросил Юрген.

— Смогу. Уж до своих-то как-нибудь доберусь.

— До своих, — фыркнул Юрген.

Он ломал голову, как им преодолеть дамбу. Это не составило труда, дозорные в намеченном им месте отсутствовали, отсиживались где-то в тепле. «Черт-те что! Никакой дисциплины!» — взыграл в Юргене фельдфебель.

Они стояли наверху дамбы. Тут был покатый спуск к Висле. По приказу Фрике солдаты залили его водой, превратив в ледяную горку. Система «ниппель», — так называл подобные сооружения Красавчик, у него все сравнения были связаны с автомобилями. Туда — дуй, оттуда —…

— Двигай! — сказал Юрген.

— Почему ты отпустил меня, солдат? — спросил мужчина.

— Ради твоей матери. У тебя ведь есть мать, Ули?

— Да, — ответил мужчина, — но я ее давно не видел.

Он вскинул удивленные глаза на Юргена. До него не сразу дошло, что последнюю фразу Юрген сказал по-русски. Он хотел еще что-то сказать, но Юрген схватил его за плечи, слегка подсек здоровую ногу, опустил на землю и столкнул вниз. Мужчина, размахивая руками, заскользил вниз, набирая скорость. Его вынесло почти к самой Висле. Он поднялся и заковылял к восточному берегу, непрестанно оглядываясь. Вскоре он исчез в предрассветном тумане.

«Чего он оглядывается? Боится, что выстрелю в спину? Иди спокойно, не выстрелю, Бог с тобой».

Он не мог выстрелить в спину. Он не мог выстрелить в брата.

Das war ein schwere Marsch

Это был тяжелый марш. Они шли всю ночь. Потом сделали короткий привал. Надо было залить в желудки чего-нибудь горячего и забросить хоть какой-нибудь еды. Без этого в животах все сморщилось, слиплось, смерзлось. Не таясь, разжигали костры, все равно в этой снеговерти ничего не было видно в пяти шагах. Набивали чистым свежим снегом котелки, растапливали на горячем огне, кидали, не скупясь, кофе в кипящую воду. Чего скупиться, если неизвестно, когда будет следующий привал и будет ли он вообще. Поджаривали на веточках куски замерзшей колбасы, хрустели галетами, шуршали обертками шоколадных плиток. Тут тоже не экономили: в животе нести легче, чем в ранце.

Юрген обошел два костра, у которых грелись солдаты его отделения, пересчитал низко опущенные головы. Все были на месте. Поразительно!

* * *

Их вышибли с унижающей легкостью. «Крепость Варшава» продержалась три дня. В том не было их вины. Крепость существовала лишь в приказах фюрера и в речах Геббельса, в городе находились только инженерные части и несколько пехотных батальонов, еще несколько батальонов, и они в том числе, стояли в пригородах на берегу Вислы. Остальные силы располагались напротив плацдармов, захваченных русскими еще во время летнего наступления, севернее и южнее Варшавы.

14 января оттуда донесся грохот артиллерийской канонады. Им не нужны были никакие фронтовые сводки, они все безошибочно понимали по звукам. Они звучали и слева, и справа, постепенно удаляясь на запад и в то же время устремляясь навстречу друг другу. Дело шло к очередному «котлу». Это понимали даже новобранцы.

Несмотря на строгое предупреждение Юргена, Киссель все чаще кидал задумчивые взгляды на восточный берег.

— Даже не думай, — сказал ему Юрген, — там не русские, там поляки. Поляки страшнее русских.

— Так уж и страшнее, — пренебрежительно передернул плечами Киссель.

— Русские тебя просто расстреляют, честь по чести, а поляки еще и помучают, — пояснил Целлер.