— Так, Вольф, — встрепенулся он наконец, — я пригласил вас не для обсуждения положения на фронтах и не как слушателя воспоминаний старого солдата. Меня интересует ваше мнение о пополнении, о его боевой готовности и моральном духе.
Пополнение они всегда получали исправно, но в последние три месяца поток штрафников заметно увеличился. Половина была из действующей армии, с Восточного фронта, с этими больших проблем не было: низкая дисциплина, алкоголизм, неуравновешенная психика — это все мелочи, подтянем, выбьем, вылечим. Главное, что знают, с какой стороны за винтовку браться, и были под огнем. Со второй половиной хуже. Заключенные из концентрационных лагерей и тюрем, уголовники, гражданские лица, военнослужащие тыловых частей. Военная подготовка практически отсутствует. Их бы месяца на три в тренировочный лагерь под руководство опытных инструкторов. В условиях передовой сделать это затруднительно. Хотя прилагаем все усилия, делая упор на отработку командных действий. Все это Юрген честно изложил командиру батальона, иллюстрируя примерами солдат его отделения.
— А моральный дух? — спросил Фрике.
Юрген лишь пожал плечами: откуда же его взять?
— Не увиливайте от ответа, фельдфебель! — строго сказал Фрике.
— Полагаю, что моральный дух военнослужащих испытательного батальона ниже, чем в регулярных частях Вермахта, в среднем, — дипломатично ответил Юрген.
— Я так и знал! — досадливо воскликнул Фрике и даже ударил кулаком по столу. — Я не сомневался, что приказ рейхсфюрера СС и командующего Резервной армией Гиммлера… э-э-э… поспешен и приведет к негативным последствиям. Привел! Раньше военнослужащие, совершившие незначительное правонарушение, попадали в армейские или прочие лагеря, где отбывали срок своего наказания. Они проникались тяжестью содеянного и, когда им предоставляли возможность искупить свою вину на фронте, рвались пройти испытание. Именно поэтому моральный дух в испытательных батальонах был неизменно выше, чем в регулярных частях Вермахта, и они заслуженно именовались ударно-испытательными.
Юрген слушал речь Фрике со смешанными чувствами. Тут были и удивление, и досада, и грусть. Вот ведь умный человек и опытный командир, а ни хрена не понимает. Главное — солдата не понимает. Живет в каком-то своем, выдуманном мире. Оно бы ладно, но ведь он — командир батальона, он на основе этих своих представлений приказы отдает. А им, солдатам, эти приказы выполнять. Выполнят, конечно, куда ж им деваться. Юрген тяжело вздохнул.
— Я вас понимаю, Юрген! — тут же подхватил Фрике. — Из накатанного пути испытуемого военнослужащего «суд — лагерь — испытательный батальон» исключили важнейшее звено — лагерь. Военнослужащего просто перемещают из одной части в другую, из регулярной в штрафную, и он поступает к нам с низким моральным духом, подорванным унизительным судом и осуждением его бывших товарищей. Без отрезвляющего влияния заключения в лагере солдат не видит разницы между регулярной и штрафной частью и не стремится пройти испытание и вернуться в прежнюю часть.
Юрген только кивал головой, не особо вслушиваясь в слова Фрике, и включился лишь тогда, когда тот сказал:
— Поэтому вам, фельдфебель Вольф, надо усилить разъяснительную и воспитательную работу…
— Есть, герр подполковник! — поспешил вскочить Юрген.
— Я рад, что вы все схватываете с полуслова, — сказал Фрике. — Да, в плане разъяснительной и воспитательной работы… Получите в канцелярии билеты на просмотр кинофильма. Ваше отделение, как лучшее в батальоне, идет в первую очередь сегодня вечером.
— Рады стараться! — бодро ответил Юрген.
То же прокричали ему и солдаты его отделения. Они соскучились по кино. Особенно приятно было, что — в первую очередь. На передовой до второй очереди дело могло и не дойти.
Вечером отправились строем в кино. Идти было недалеко, километра три, перпендикулярно Висле, в глубокий тыл. По дороге гадали, что будет на этот раз: «Император Калифорнии», «Титаник» или «Венская кровь»? Будь их воля, выбрали бы «Хабанеру». Цара Леандер — это что-то! Особенно на сон грядущий.
Под кинозал переоборудовали местную харчевню, поставили дополнительные лавки, натянули простыню на стену. Перед сеансом пустили по залу пивную кружку. Билеты были лишь пропуском, за просмотр надо было платить.
— Цойфер, — коротко сказал Юрген, когда кружка дошла до их ряда.
— Почему, как платить, так Цойфер? Это несправедливо, — попробовал возмутиться тот.
— А ты не воруй, — сказал Юрген.
— Вот именно! — добавил Клинк под общий смех.
— Лучше бы я вообще сюда не пошел! — продолжал трепыхаться Цойфер.
— Тебя не спрашивали, — отрезал Юрген. — Куда прикажу, туда и пойдешь, в кино, в атаку или на…
— Дорогой, мы в культурном месте, — остановила его Эльза.
— Все равно заплатил бы, потом, — объяснял между тем ласковым голосом Отто Гартнер, обнимая Цойфера за плечи, — а так кино посмотришь.
Цойфер, не переставая бурчать, достал «Гиммлера»,[5] бросил в кружку.
— Еще три, — сказал Юрген.
— Оптовая скидка, — проворчал Цойфер.
— Он прав, подлец, — сказал Отто Гартнер.