— У них, наверное, было описание тебя и девушки. И они знают, что ты в Финляндии, приятель. Не слишком хорошие новости.
— Давай позвоним, сдадим их. Полиция Хельсинки их, возможно, зацапает. Просто чудесно получится. Где сотовый?
— Послушай, нам только что невероятно повезло. Нам лучше уходить.
— Мне всегда везет. У нас полно времени. — Раф со вздохом оглядел свой арсенал. — Жаль оставлять эти стволы, но у нас нет машины, чтобы их везти. Давай перед уходом перенесем все в соседнюю квартиру! Это даст нам хорошие отзывы в прессе.
Старлитц встретился с Хохловым в два утра. Полночное солнце оставило обреченные на провал попытки закатиться и теперь вновь поднималось во всем сверкающем великолепии. Старлитц с Хохловым шагали по призрачно опустелым улицам Хельсинки, неподалеку от «Арктики», где Хохлов снимал роскошный люкс.
Как и большинство европейских столиц, Хельсинки был совсем молодой город. Большая его часть отстраивалась с начала века, и множество кварталов сровняли с землей русские бомбардировки в сороковых. Тем не менее, улицы у набережной походили на подмостки для Крысолова из Гамельна — сплошь медные фронтоны крыш, освинцованное стекло и затейливые башенки.
— Мне не хватает мальчиков, — ворчал Хохлов. — Зачем им понадобилось убирать моих мальчиков? Сволочи пустоголовые.
— В Израиле сейчас полно русских евреев. Русская мафия там очень в моде. Может, это нам дают понять, что о нас знают.
— Нет. Они просто разучились делать свое дело. Решили, что мои мальчики охраняют Рафа. Решили, что этот несчастный жирный финн и есть Раф. Раф заставляет их нервничать. Он у них в списке на уничтожение с самой Мюнхенской олимпиады.
— Как они узнали, что Раф здесь?
— Через хакеров в банке. Те слишком много болтают. Трое наших вкладчиков — крупные израильские торговцы оружием.
Хохлов устал. Он всю ночь провел на телефоне, объясняя, что и как произошло, встревоженной клике бывших чекистов, а ныне миллионеров в Петербурге.
— Поскольку все вышло наружу, нам нужно запускать банк немедля, ас.
— А то я не знаю. — Вынув из стальной коробочки розовую таблетку, Хохлов проглотил ее на ходу. — Верхние эшелоны Организации просто без ума от идеи черной электронной наличности, но они старомодны и склонны к скептицизму. Они говорят, им нужны скорые результаты, а сами при этом ставят мне палки в колеса при финансировании.
— А я и не думал никогда, что номенклатура за нас постоит, — отозвался Старлитц. — Это ж все, как один, бюрократы из бывшего КГБ, движутся как улитки. Если японское дельце сработает, капитал у нас будет, не беспокойся. Ты сказал, они ждут результатов? Каких именно результатов?
— Нашего золотого мальчика ты уже видел. Что ты о нем думаешь? Только откровенно.
— Думаю, без него нам было бы лучше. — Старлитц тщательно взвешивал слова. — Для такой гастроли он нам не нужен. Для этого он излишне квалифицирован.
— А ведь он крут, правда? Настоящий профи. И всегда удачлив. Удача в нашем деле лучше, чем умение.
— Послушай, Булат Романович. Мы с тобой давно знакомы, и говорить я буду начистоту. Этот парень не подходит для такой работы. Отмывание налички на Аландах — деловое предприятие, мы пытаемся пробиться в структуру международных потоков наличности. Это — инфобан. Сейчас девяностые годы. Это — выше границ. Запуск такого банка — дело рискованное, ну и что с того? Все, что связано с инфобаном, связано с риском. Это глобальное предприятие, здесь порядок. А вот этот мужик далеко не глобальный бизнесмен. Ты когда-то оплачивал его и снабжал оружием. Уверен, он тогда походил на какого-нибудь поэта-революционера из хиппи а-ля Че Гевара, восставшего против капиталистического общества. Но этот парень нам не в плюс.
— Ты думаешь, он не в себе? Психопат? В этом все дело?
— Послушай, все это только слова. Он не сумасшедший. Он то, что он есть. Он шакал. Он питается мертвечиной, оставленной более крупными хищниками и агентами спецслужб, иногда он убивает кроликов. Обычных людей он держит за овец. Он помешался на обществе потребления. С него станется взорвать наших потенциальных клиентов и посмеяться над этим. Этот мужик нигилист.
С полквартала Хохлов шел в молчании, сгорбив плечи, обтянутые льняным пиджаком.
— А знаешь что? — внезапно сказал он. — Мир совершенно сошел с ума. Я раньше летал на «МиГах» Советского Союза. Я сбросил сотни бомб на мусульман, а за это получал медали. Платили нормально. Я уже восемь лет не совершал боевых вылетов. Но как же я любил ту свою жизнь! Она мне подходила, правда подходила. Мне ее что ни день не хватает.
Старлитц промолчал.