«Идея национальной целостности была провозглашена и установлена. Широко распространившись по всей империи, она была принята как никогда ранее — не кучкой полусуверенных и соперничающих друг с другом властителей, а всей нацией. В этом отношении моральный аспект внутренней борьбы имеет близкое сходство с уроком гражданской войны в Америке. Здесь, как и там, один из основополагающих вопросов заключается в отношении государства к центральной власти, и в обоих случаях результатом было отстаивание последней из своих претензий на то, чтобы стать верховным и конечным судьей. То, что этот «неизбежный кризис» здесь, как и в Америке, был должным образом воспринят и благополучно преодолен, несомненно, представляет собой повод для поздравлений».
Газета «Хоти синбун», процитированная в том же номере
«С того времени, когда феодальная система сменилась современной формой правления,
Статья заканчивалась на ликующей ноге: «И разве все население нашей страны не возрадуется всем сердцем, услышав такую радостную новость?»
Однако на самом деле многие японцы были настроены далеко не так празднично. Даже «Хоти синбун» признавала, что Сайго «оставался верным себе до самого конца… ушел из жизни, не запятнав своей чести, и закрыл глаза в мире, полностью удовлетворенный чувством выполненного долга». К большому неудовольствию правительства, Сайго начал олицетворять собой все положительные качества, связанные со званием самурая. Несмотря на мощную пропагандистскую кампанию, Сайго продолжал пользоваться огромной популярностью. Его рассматривали как образец самурая: преданный, отважный, равнодушный к смерти, честный и справедливый. Сайго ставил себя выше простолюдинов, но как сочувствующий им лидер, а не тираничный правитель. Для Сайго самурайская власть требовала благосклонного отношения к подданным. В ней не должно оставаться места для деспотизма. Хороший самурай правит не ради личной выгоды, а чтобы служить небесам. Будучи скорее слугой, чем господином, самурай обязан вести простую, скромную жизнь. Для Сайго скромность и умеренность были моральными императивами. Сайго славился своей любовью к простой одежде, и, даже занимая высокий пост, он избегал надевать пышный придворный костюм.
Согласно легенде, Сайго однажды посетил императорский дворец, облаченный в простое хлопковое кимоно и в соломенных сандалиях. На выходе из дворца его остановил стражник, который решил, что столь бедно одетый человек мог проникнуть сюда только незаконно. Сайго назвал себя, но стражник не верил ему, пока Ивакура Томоми, высокопоставленный придворный вельможа, не подтвердил его слова. В эту беспокойную эпоху репутация простого и честного человека была особенно привлекательной.
Сайго пользовался большим уважением и у своих политических оппонентов. Одним из главных защитников Сайго был просветитель и публицист Фукудзава Юкити, который первым начал пропагандировать в Японии западные идеи и ценности. Его книга «Стимулы образования», прославляющая западный стиль обучения, была бестселлером в Японии 1870-х. Фукудзава считал, что отстаивание Сайго самурайских привилегий заслуживает осуждения. Но еще большее недовольство вызывала у него правительственная пропаганда, в которой он видел диффамацию честного и благородного человека. Страстно защищая Сайго, Фукудзава утверждал, что этот человек поднял восстание не ради того, чтобы захватить власть, а лишь в ответ на правительственную тиранию. Фукудзава был против насилия, но он видел в Сайго жертву автократии. «Мы должны испытывать сочувствие к Сайго, — писал он, — поскольку именно правительство довело его до гибели».
В то время как интеллигенция защищала Сайго в печати, простое население защищало его с помощью легенд и слухов. Согласно одному популярному мифу, Сайго не погиб на склонах Сирояма. Вместо этого он убежал в Китай и теперь собирает там войска для второй атаки, которая освободит Японию от несправедливости и коррупции. По другой версии, Сайго скрывался в Индии и готовился там к своему триумфальному возвращению. Эти слухи родились вскоре после поражения Сайго и не утихали на протяжении десятилетий.