Читаем Последний самурай полностью

А смысл был такой: не надо отвергать Бога ради атеизма лишь потому, что умеешь переспорить необразованных. Пускай отец пойдет в духовную семинарию, даст шанс противнику; к концу учебы ему будет всего 19 — самое время пойти в колледж, если не передумает.

Отец, атеист и дарвинист, был человеком чуткой чести и воспротивиться не смог. Разослал заявления в семинарии, и все, кроме трех, его завернули — слишком мал. Три позвали на собеседование.

У первой была блестящая репутация, и поскольку отец был так юн, беседовал с ним ректор.

Он сказал: Вы очень молоды. Вы, наверное, хотите стать священником, потому что равняетесь на отца?

Отец сказал, что не хочет стать священником, но хочет дать противнику шанс, и объяснил про углерод-14.

Ректор сказал: священничество — это призвание, и наша программа задумана для тех, кто полагает, что призван. Очень сомневаюсь, что она пойдет на пользу вам.

Он сказал: Приглашение из Гарварда — замечательная возможность. Может, взять там курс теологии и дать противнику шанс вот таким образом? В конце концов, если не ошибаюсь, Гарвард начинался с богословского факультета, — надо думать, богословие там до сих пор преподают.

Ректор любезно улыбнулся и предложил, если отец сочтет, что противнику нужны и другие шансы, составить список подходящей литературы. Отец поехал домой (жили они тогда в Су-Сити) и всю дорогу думал, что так противник, наверное, свои шансы получит.

Он поговорил с отцом. Прозвучал такой довод: курс теологии в сугубо светской обстановке вряд ли произведет надлежащее впечатление, но пускай мой отец решает сам.

Отец поехал во вторую семинарию, с хорошей репутацией. Беседовал с ним декан.

Декан спросил, почему отец хочет стать священником, и отец объяснил, что не хочет стать священником, а потом про углерод-14.

Декан сказал, что уважает стремления моего отца, однако они отдают капризом, а затем отметил, что мой отец очень юн. Посоветовал сначала пойти в Гарвард, а потом, если отец не расхочет давать противнику шанс, декан с удовольствием рассмотрит его заявление.

Мой отец пришел к своему отцу. Роскошный бас отвечал, что выпускник с гарвардским дипломом вряд ли устоит перед соблазном немедленно начать карьеру, но пускай мой отец, конечно, решает сам.

Мой отец поехал в третью семинарию, мелкую и заштатную. Беседовал с ним заместитель декана. Стояла жара, и хотя на замдекана дул маленький вентилятор, багровый толстяк ужасно потел. Замдекана спросил, почему мой отец хочет стать священником, и тот объяснил про шанс противнику и про углерод-14.

Замдекана сказал, что церковь оплачивает обучение семинаристам, которые хотят стать священниками. А поскольку мой отец священником стать не хочет, пускай платит $ 1500 в год.

Мой отец вернулся к деду, и тот сказал, что мой отец, наверное, сможет заработать $ 750 летом на бензоколонке, а он, дед, добавит недостающее.

И мой отец пошел в семинарию. Говоря, что он пошел в семинарию, я имею в виду, что он поступил в семинарию + по субботам из любопытства ходил в синагогу, поскольку правилами это не запрещалось, а почти все остальное время играл в пул «У Хелены», в единственном баре города, где соглашались обслужить 16-летнего.

Он ждал, что дед спросит, каково ему в семинарии, но дед так и не спросил.

В синагоге мой отец познакомился с человеком десятью годами старше — тот вел службы и почти всегда выходил читать. Вылитый Бадди Холли — люди так его и звали, Бадди (ему нравилось больше, чем Вернер). Мой отец сначала решил, что это раввин, но городок был мелкий, на раввина средств не имел, а службы вели местные добровольцы. Бадди мечтал петь в опере, но его отец заставил его выучиться на бухгалтера, и Бадди приехал из Филадельфии работать бухгалтером. Он тоже целыми днями гонял шары «У Хелены».

К концу третьего курса мой отец великолепно наловчился гонять шары. С выигрышей скопил где-то $ 500, а играл небрежно, чтоб не выигрывать часто и помногу. Всех завсегдатаев он обыгрывал, но однажды вечером в бар вошел чужак.

Так получилось, что чужак сначала сыграл со всеми остальными. Он бил плавно, двигался экономно, и было ясно, что с игроком такого класса мой отец еще не сталкивался. Отец хотел с ним сыграть; Бадди отговаривал. Бадди казалось, с чужаком что-то не то; либо выиграет больше, чем мой отец может проиграть, либо проиграет и вытащит пушку. Мой отец сказал, что это какой-то бред, но тут чужак склонился над столом, куртка у него задралась, и они увидели пистолет на поясе.

Игра закончилась, отец подошел. Он сказал: Мой друг говорит, ты опасен.

Чужак сказал: Со мной бывает.

Мой отец сказал, широко ухмыляясь: Он говорит, ты меня убьешь, если выиграю.

Чужак сказал: А ты считаешь, что выиграешь?

Мой отец сказал: Мы оба знаем, как это выяснить.

Чужак сказал: Ты кто таков будешь?

Мой отец сказал, что учится в семинарии.

Чужак удивился, что семинарист ошивается в баре.

Все мы грешники, брат, сказал мой отец весьма издевательским тоном.

Чужак и мой отец сыграли, из рук в руки перешла пятерка.

Чужак спросил: Отыгрываться будешь?

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги