Последний самодержец

Еще раз посмотревшись в зеркало и не найдя изъянов, Балашова поднялась на второй этаж, предварительно перекинув через левую руку шлейф платья, чтобы было легче идти. Как многозначительно указывалось в повестке, "особам, имеющим вход за кавалергардов, собираться в Концертном зале". Показав повестку церемониймейстеру, она прошла мимо красочного пикета кавалергардов в белых мундирах с красными жилетами, блестящими касками, увенчанными фигурами двуглавых орлов, в зал, где уже блистали нарядами придворные. В покоях императрицы в соседнем Малахитовом зале, собрались члены императорской семьи.

Арапы в расшитых золотом костюмах распахнули высокие двери, и в зал вошли император с императрицей, за ними наследник престола с цесаревной и далее другие представители августейшей фамилии в строгой очерёдности, определявшейся близостью к престолу. Уже за ними к процессии по двое в ряд стали присоединяться статс-дамы, камер-фрейлины, фрейлины, за которыми шли министры и прочие сановники. Наряды блестели золотом и серебром, сверкали драгоценностями; платья дам украшали красные ленты, идущие через правое плечо по диагонали до пояса, а мундиры мужчин — такие же, но более широкие, голубые ленты. Шлейфы августейших дам, достигавшие пяти метров в длину, несли пажи; придворные дамы обходились сами, подхватывая шлейфы на поворотах в левую руку, а затем снова распуская их, когда шли прямо. Процессия прошла через аванзалы, в которых толпились приглашенные военные и гражданские чины, склонявшиеся в поклонах, затем свернула в Фельдмаршальский зал и далее через Гербовый зал и Военную галерею прошла в Предцерковную комнату. Здесь придворные остались, а августейшие особы прошли на молитву в Церковь. Николай Первый был ревностным и искренним верующим, поэтому молитва продолжалась не один час. Придворные разбились на группы и стали обсуждать свои дела; некоторые вышли в другие залы, чтобы встретиться со знакомыми среди приглашённых. У Балашовой появилось время, чтобы поговорить с дядюшкой Алексисом.

Граф Орлов был здесь же, что-то оживлённо обсуждая с военным министром князем Долгоруковым и графом Адлербергом.

— Князь Долгоруков имеет тройное отношение к пороху: он пороху не нюхал, пороху не выдумал и пороху не посылает в Севастополь, — вот что о вас говорит Меншиков, — донеслось до неё.

Вмешиваться в беседу государственных мужей для фрейлины было неприлично, поэтому она подошла к Ольге Александровне, супруге графа, которая в это время разговаривала с графиней Адлерберг, двоюродной сестрой Нелидовой. Обе были в тёмно-зелёных платьях статс-дам с кокошниками, украшенными изумрудами и бриллиантами. Через плечо у обеих шли красные ленты ордена Святой Екатерины.

— И вот этот полковник из остзейских немцев по фамилии Засс, поскольку наследника-сына у него не было, — с улыбкой рассказывала Орлова, — захотел, чтобы дочь после замужества носила двойную фамилию, в которой Засс стояла бы на первом месте. А фамилия её жениха, офицера, была Ранцев.

— То есть получилось… — графиня Адлерберг рассмеялась.

— Нет, не получилось, так как, узнав об этом, Государь вмешался и специальным указом повелел молодоженам носить фамилию Ранцев-Засс.

Дамы увидели подходящую к ним Нелидову, приветливо с ней раскланялись, и, как водится, справились о здоровье.

— У меня есть серьёзное дело до дядюшки, — обратилась Балашова к графине Орловой, после того как был закончен обмен любезностями. Та с некоторым удивлением посмотрела на племянницу. Добродушная, весёлая Нелидова в её представлении как-то не совмещалась с серьёзными делами. Тем не менее, она подошла к мужу и отозвала его, указав на Нелидову. На умном лице графа на мгновение также отразилось удивление, которое он, будучи светским человеком, тут же подавил и, улыбаясь, подошёл к племяннице.

— Я к вашим услугам, Варвара Аркадьевна, — сказал граф, наклонив голову с седыми кудрями.

По-родственному взяв дядюшку под руку, Балашова прошла с ним к сдвоенным белым коринфским колоннам с позолоченными капителями возле стены зала, где рассказала о том, что слышала от заговорщиков. Орлов посматривал на неё с удивлением, дивясь логике и беглости рассказа, чем она раньше не отличалась, затем нахмурился и, положив руку на эфес палаша, стал нервно прохаживаться вдоль колонн.

— То, что Меншиков непригоден к делу — это уже всем ясно, и Государь пригласил сегодня на ужин у императрицы меня и светлейшего князя Воронцова, которого специально вызвал, чтобы найти ему замену. Но злоумышлять против Государя? Предать?