Да и ночь с Ритой была воистину божественной, словно в первый раз. А может свою лепту внесли нервы и её тревога за меня. Всё-таки приятно, когда о тебе волнуются и переживают. Я уже давно позабыл как это бывает, но вот начал вспоминать. Один из огромных плюсов быть сыном Реанора это слабенькая эмпатия, поэтому мы легко можем соврать, но сами распознаём любую ложь и чувства на раз. Правда, с одной хитрой стервой не прокатило, но даю голову на отсечение, всему виной эта её проклятая стихия жизни.
Но как же был прав мастер Уартерат про интимную близость с женщиной! Золотой был реанорец, золотой. Жаль, что только был.
— Я смотрю, ты в хорошем настроении? — бодро спросил Устинов, глядя на мою довольную мину.
— Вы полностью правы, Георгий Семенович, — ухмыльнулся сразу я, приоткрыв один глаз, и взглянул на вполне бодрого ратая. — Как понимаю, многие уже в курсе?
— Реестр Плеяды обновился, — мужчина вдруг опустил взгляд на наручные часы, — пару часов назад. Ты уже в нём.
— Хочешь взглянуть? — с ехидством вопросил Слава, отвлекшись от телефона. — Могу показать. Я сфоткал пока смотрели с отцом через базу клана.
— А давай, — заинтересовано отозвался я, выпорхнув из мягких ручек Марии и взглянул на сенсорный экран мобильного.
«Крыло беса мне в зад! А я хорош!» — оценил я свою кривую и надменную ухмылку на фото в реестре.
А ниже красовалась небольшая, точнее совсем мизерная, сводка:
Да, это всё про меня, узнаю себя любимого. Истинный реанорец. Стоп!..
— Чего?! Враждебен? — возмутился громко я, хмуро взглянув на Славу, а затем на Устинова. — С кем это я враждовал?
— То есть другие характеристики тебя устраивают? — гоготнул весело парень, а Маша мило рассмеялась.
— Да нет, остальное точно про меня… — хмыкнул вполне серьезно и с неким самодовольством я.
— Ты не переживай так, сам виноват, — позволил себе слабую улыбку Устинов. — Его вероятнее всего составляли по тем данным мастера Плеяды, что смогли увидеть на аренарии. А там ты двум воителям головы оттяпал за несколько секунд, так еще и вскрыл одного как консервную банку. Не мудрено, что такую характеристику дали, — развёл тот руками. — Но я не думаю, что это дело рук Ежова.
А ведь до некоторых пор я вел себя вполне прилично, даже сам себе не искал неприятностей на реанорскую задницу.
Враждебен, значит, ну хорошо, кухаркины сыны. Я покажу вам враждебного!
Но как бы то ни было уже на подъезде к пропускному пункту я ощутил неладное. Толпы возмущенных людей стояли у входных ворот аренарий, в то время пока массивные грузовики покидали территорию комплекса.
И лишь только тогда, когда последняя машина покинула внутреннее пространство «Ветви», местная охрана стала пропускать прибывающую на четвертый день кровавой резни публику.
— Что за чертовщина творится? — тихо стал возмущаться Георгий, предчувствуя неладное, и наблюдая за происходящим сквозь тонированное стекло автомобиля.
Как ни странно, но ответ я получить смог лишь тогда, когда на парковке мы расстались с семейством Устиновых, переодевшись, а также накинув на себя портупею с ножнами и оружием, наконец смог попасть в зону распределения для воителей и взглянуть на то, что произошло с аренами всех категорий.
Точнее их теперь не было. А была лишь одна, но до безумия огромная и, судя по поднявшемуся гвалту в зале, не один я был удивлён подобными обстоятельствами.
— Похоже, кто-то что-то затеял, — вслух произнес я, опираясь на перила и внимательно разглядывая все нововведения, в то время как за спиной почти сразу стали раздаваться знакомые шаги.
— Здравствуй, Захар, — сухо поприветствовал меня Ежов, встав рядом и также опершись на поручни перил. — Удивлен?
— Моё почтение, ваше сиятельство, — кивнул я уважительно начальнику Плеяды. — Если только слегка.
— Вижу, ты в себе весьма уверен, и почему-то не удивлен, — хмыкнул тот, а уголки губ приподнялись в слабой улыбке. — Но так как я старик, то хочу побрюзжать немного. Скорее всего, готовится императив.
Императив?.. Погодите-ка, я натыкался на нечто подобное в паутине. Вспомнил…
— Если вы старик, то я тогда несмышлёное дитя и могу лишь плакать и ходить под себя, — отвесил я ему слабенький комплимент, ведь его могучий поджарый силуэт возвышался надо мной на целую голову. — Каждый сам за себя значит, да?
— Вероятнее всего так и будет.
— Я, конечно, могу себя переоценивать, но не из-за моей ли персоны? — а радостный оскал сам по себе заиграл на лице.