Последний пророк

— Поздравляю, — сказал Томас. — Теперь вы мусульманин, наш брат. Ваше имя будет Искендер. Я научу вас молитвам. Пять раз в сутки мы возносим хвалы Аллаху, мир ему и благословение. Утренний намаз фаджр символизирует рождение человека. Дневной намаз зухр напоминает нам, что время идет и срок жизни сокращается с каждым мигом. Предвечерний намаз аср заставляет думать о том, что смерть может настигнуть нас в любую секунду, а намаз магриб, выполняемый сразу после захода солнца, символизирует саму смерть. Что же касается последнего намаза — иша, он свидетельствует о том, что все преходяще в этом мире тления, который мы называем дунье, и единственная цель, достойная человека, — вернуться на свою настоящую родину, в мир Ахират. Молитва — это разговор с Аллахом. Вы должны отнестись к этому очень, очень серьезно…

Приземлились на той же самой базе, «Наджам уль-джи-хад». Еще с воздуха я увидел многочисленные яркие костры, суетящихся людей. Мертвая тишина, которая при мне царила здесь ночами, сменилась толкотней и шумом праздника. Народу было гораздо больше: бродили по лагерю, громко и возбужденно болтали, пели песни. У центральной, белой палатки-шатра, ярко освещенной изнутри, я заметил роскошный длинный, сверкающий черным лаком лимузин. Неужели он прибыл из Афганистана на «кадиллаке» или «линкольне»? Или просто старая миллионерская привычка?..

Едва ступив на землю, мы были взяты в плотное кольцо охраной. Явно не те бывшие крестьяне, из которых здесь пытаются наскоро слепить солдат веры. Рослые плечистые подтянутые мужчины в черной униформе и начищенных ботах. Вооруженные чешскими «скорпио».

— Личная гвардия Хаджи, — шепнул мне Томас. — Их еще называют «арабские афганцы». Люди, прошедшие с имамом афганский джихад. Самые преданные его друзья.

«Афганцы» молча окружили нас и повели. В лагере никто не спал. Сидя у костров, муджахиды что-то бурно обсуждали, спорили. Наэлектризованная до предела атмосфера. Багровые отсветы пламени падали на бородатые морщинистые лица, вспыхивали в глазах яркими искрами. Не понимая их речи, я автоматически вычленял лишь несколько слов, звучавших постоянно: Хаджи, имам, Мехди… У одного из костров царило заметное оживление. Сгрудившись на почтительном расстоянии, человек, может быть, двадцать бородачей, замерев, прислушивались к разговору. Возле огня сидели шестеро или семеро счастливцев, среди которых был человек, которого я узнал сразу. Со спины. Высокий, сутулый, худой. В белой чалме. Что-то негромко объяснял собеседникам, делая правой рукой хорошо знакомые мне плавные жесты. Как бы ласково поглаживая невидимую кошку. Мы остановились. На лице Томаса — Туфика цвело благоговение. Один из «афганцев», неслышно ступая, пробрался к костру, наклонился над ухом Абу Абдаллы, что-то шепнул ему. Тот кивнул. Вернувшись, «афганец» крепко взял меня за локоть, повел к костру. Муджахиды почтительно расступились, расползлись в стороны, освободив место рядом со своим предводителем.

Приблизившись, я сел. Он был от меня на расстоянии протянутой руки, Террорист Номер Один. Тот, кого ненавидит весь цивилизованный мир. Самый знаменитый преступник за последние полвека. Хаджи Абу Абдалла. Эмир. Директор. Сокрытый имам. Ал-Мехди-ал-Мунтовар, объявляющий конец света. Человек, которого я совершенно не мог вообразить, представить во плоти и крови. И вот, сидит рядом со мной, поджав ноги, на соломенной толстой подстилке. Одетый в пятнистую простую униформу, поверх которой наброшено нечто вроде халата песочного цвета. Ладони покоятся на коленях. Сияют кроваво, отражая огонь, бриллианты часов. Стекает, струится на грудь холеная седая борода. В глаза ему я посмотреть, честно говоря, побоялся. Заметил только, что в жизни он совсем не такой старый, как на видео. И улыбается.

На меня с настороженным, опасным вниманием смотрели около полусотни горящих внимательных глаз. Таращились, пялились. Могли, наверное, в любой момент растерзать в клочки. В радиусе двадцати ближайших метров воцарилась гробовая тишина. Мертвая. Все ждали.

— Ассалам-алейкум, — ровным, спокойным голосом произнес Террорист Номер Один. Я знал уже, как надо правильно ответить.

— Уалейкум-ассалам уарахметулла-уабаракату… — пробормотал, запинаясь. Губы, язык не слушались, стали чужими и ватными. Мгновенно пересохло во рту, в носоглотке. Басмачам понравился мой вежливый ответ — закивали, даже пара улыбок, кажется, были.