Последний пророк

Когда Гидеон был совсем маленьким и уже начал задавать вопросы о своем отце, Элизабет не могла так просто сказать ему: «Он был прелюбодеем. Он лгал мне, говорил что не женат. А потом, когда я написала ему, что жду от него ребенка, он ничего мне не ответил, и я никогда больше ничего о нем не слышала». И хотя в глубине души она не верила, что Фарадей мог так поступить с ней, у нее не было аргументов, а Элизабет была ученым и привыкла делать выводы, основываясь на фактах, а не на предположениях. Распространение в местной наскальной живописи отпечатков руки заставляло некоторых историков и археологов думать, что руки символизируют собой или коридоры в другие миры, или связь человека с природой, или это просто метки, которыми шаманы помечали свои территории. Элизабет не могла присоединиться к этой увлекательной и романтической гипотезе, она утверждала, что единственное объяснение таково: много веков назад человек просто погрузил руку в краску, а потом прижал ее к стене. Точка.

Так было и с Фарадеем. Как бы ей ни хотелось верить в случившееся, она не могла не принимать во внимание то, что увидела в поместье «Каса-Эсмеральда», когда приезжала туда много лет назад: женщина с обручальным кольцом, маленькая девочка называла ее мамой, служанка обращалась к ней «Миссис Хайтауэр».

Но одна тайна так и осталась неразгаданной: зачем Фарадей пригласил ее тогда в «Каса-Эсмеральду»?

Желая сделать ему сюрприз, Элизабет приехала в поместье раньше намеченного срока. Собирался ли он отправить жену с ребенком из поместья на каникулы? Планировал ли он жить с ней в том доме, пока не вернется его семья?

Так размышляла она на протяжении почти шестнадцати лет, постоянно возвращаясь к этому вопросу, пока не решила написать ему о своей новой книге. А потом пришел ответ: он приглашал ее приехать.

Теперь она чувствовала еще большую сумятицу в своей голове. И еще беспокойство. Куда уехал Фарадей?

Ее мысли вернулись к более насущной проблеме. Всю жизнь она оберегала своего сына от мерзкой правды, рассказывая ему милые сказки о красивом и благородном романе с его отцом — что было правдой. По определенным причинам они с Фарадеем не расписались, пришлось расстаться и жить, как раньше, каждый своей жизнью. Она хотела рассказать Гидеону правду, когда он станет взрослым и достаточно зрелым, чтобы понять, что произошло на самом деле.

А что теперь? Это будет ужасно, если он узнает правду от чужих людей. Элизабет прекрасно знала, как быстро распространяются новости такого рода в маленьких городах и деревнях. И недели не пройдет, как все в радиусе ста миль будут знать, что Гидеон — незаконнорожденный сын Фарадея Хайтауэра.

— Знаешь, дорогой, — сказала она, когда они собрались выйти из номера, — доктор Хайтауэр исчез, никто не знает, где он сейчас. Должно быть, это больная тема для его жены и дочери. Поэтому пока не следует говорить им о книге. Это будет наш секрет, хорошо?

— Конечно!

Элизабет похлопала Гидеона по спине, уверенная, что теперь он сдержит свое обещание, потом открыла дверь их домика и, внутренне настроившись на неизбежную встречу с женой Фарадея, отправилась в главное здание гостиницы.

Была пятница, и в духовке запекалась громадная, жирная курица.

В обычные дни обед состоял или из американского зайца, или из американского кролика, или вообще был без мяса, в зависимости от того, кто попадал в капкан. Когда Беттина проверила столики в общей столовой, она осталась всем очень довольна. Гостиница заполнена. Моргана сообщила ей, что она сдала двухкомнатный номер женщине с маленьким сыном, которые только что прибыли из Лос-Анджелеса. Остался еще один свободный номер, в него, без сомнения, кто-нибудь вселится к утру — уставшие полуночные посетители, которые недооценили расстояние и труднопроходимость главной дороги и решили сделать остановку в Твентинайн-Палмс, потому что двигаться дальше к границе Аризоны было безумием. Она всегда с таких посетителей брала за комнату двойную цену. А разве у них был выбор?