— Мужчины рождены, чтобы охотиться, доченька. Это их природа. И не важно, охотится ли мужчина на лося или ищет духовные истины. Это желание было в нем — очень сильное желание. Я знала, что он откликнется на зов.
— Но почему именно мой отец, а не кто-нибудь другой?
— Потому что он потерял веру, доченька. Как и Господин Хакал. Как и я. Как и ты, как я подозреваю. И, потеряв веру, мы все четверо оказались на дороге прежних открытий. Наши судьбы были переплетены со дня основания мира. Я должна была стать девушкой Центрального Места, чтобы вспомнить знания древних мудрецов. Вы с отцом должны были познать заново эти мудрые истины от меня. Мы есть начало Пятого Мира, доченька, Золотого Века.
Пока Моргана слушала голос веков, внимая каждому слову, она чувствовала, как новая сила наполняет ее тело. Ей казалось, что если сейчас она взмахнет руками, то воспарит к небу, как орел. Именно так чувствовала себя Ошитива, когда раскрашивала кувшин и осознавала, что он собой представляет?
В следующий момент Моргана призналась себе, что она боялась очень многого и управляла своей жизнью из страха. Но теперь она знала, что нет ничего на свете, чего можно бояться. Все естественно, все было в естественном порядке вещей, даже трагические события, даже смерть. Жизнь — в равновесии. Взаимосвязь. Человек и вселенная. И она также поняла, что, как бы ни хотел человек быть вне общества, он всегда будет связан с человечеством.
— Ты действительно Ошитива? — спросила она, дрожа от благоговения.
— Я покажу тебе, — сказала старая женщина и тут же на глазах превратилась в молодую девушку. Ее серебристые волосы стали черными, косы исчезли, и над ушами появились «соцветия тыквы». Красивое лицо, круглое и медно-красное, с миндалевидными глазами и робкой улыбкой на устах. Моргана знала, что смотрит на Ошитиву, какой она была восемь столетий назад.
— Вам интересно, почему мой народ никогда не возвращался в Центральное Место? — спросила молодая девушка. — Там было слишком много зла, горя и печали. Мой народ стал неверующим. Нечестивость вторглась в нашу культуру. Мы превратили священные ритуалы в праздничные игры. Мы использовали кивы в качестве спален. Мы забыли молитвы, законы и богов. И тогда у нас началась засуха и голод, и мы вынуждены были бежать в чужие земли и жить там чужаками. Когда мой народ ушел из каньона, они объявили его запрещенным и больше в него никогда не возвращались. Но Люди Солнца, которых вы называете «анасази», все еще здесь. Мы живем на склонах гор и на кукурузных полях, и мы вернулись к образу жизни наших древних предков, соблюдая священные ритуалы и следуя законам. Мы снова живем в гармонии.
Она вздохнула, задумчиво посмотрела на солнце и сказала:
— Теперь я должна вас оставить.
— Подожди! — воскликнула Моргана. — Не уходи!
— Я умерла много веков назад, доченька, и меня похоронили. Мои кости давно превратились в прах, но душа, как ты видишь, продолжает жить. Так же будет и с вашими душами, и душами ваших любимых. Это было послание, ради которого я была рождена, а теперь я оставляю вас, чтобы воссоединиться со своей семьей и с душой Господина Хакала, которая ждет меня.
И она растворилась перед глазами Морганы: старая индейская женщина, цыганка-гадалка, девушка из племени хопи, Ошитива.
И Фарадей тоже исчез, предварительно улыбнувшись ей знакомой улыбкой и помахав на прощание рукой.
Моргана снова оказалась в темной холодной киве. Она сидела на твердом полу, а на коленях держала открытый дневник.
— До свидания, папочка, — прошептала Моргана, не понимая, что только что произошло, но чувствуя, что ей дали последний шанс увидеть отца. Наполненная грустью, благодарностью и радостью, она успокоилась и тут с ужасом заметила, что костер потух. В киве было холоднее, чем в морозильной камере. Изо рта шел пар. Подняв глаза кверху, она увидела черное небо. Снаружи по-прежнему ночь? Когда же наступит рассвет?
«А может, я уже просидела здесь и день, и следующую ночь? Может, я читала днем и даже не заметила этого?»
Теперь она могла сжечь только свою одежду. Но она должна была поддерживать огонь, чтобы на поверхность поднимался дым и чтобы можно было читать, так как фонарики уже потускнели. Импульсивно стянув с себя блузку, она бросила ее в яму и поднесла к ней спички. Скоро в киве снова пылал теплый золотистый огонь.
Осталось прочитать всего несколько страниц.