Последний приют

Когда наша компания продолжила путь, мы сделали подсчеты. Наше пребывание в гостях длилось ровно три дня и тридцать минут. И все три дня мы совершали религиозный обряд.

Глава тридцать пятая

Понятие времени и места для нас уже почти не существовало. Те, у кого были часы, даже не заводили их. Мы смотрели на небо, видели, что оно красное, и только тогда понимали, что уже вечер. Шофер, который плохо знал эти места, не мог разобрать дороги. С одной стороны мы увидели Черную церковь, и это значило, что мы находимся недалеко от Каракёсе[94]. Но насколько недалеко?

С противоположной стороны ехал военный автомобиль. Азми остановил его и спросил дорогу. Шофер, объясняя, показывал рукой, и по его жестам стало ясно, что мы безнадежно далеки от цели. Мы не проявляли никакого любопытства. А когда наш водитель подошел к нам, мы даже не попросили разъяснения.

Странные вещи тут творились. Откуда взялось это зарево? Оно напоминало закат в Стамбуле. И мы снова ощутили, будто находимся в Чамлыджа.

Шофер, приняв Азми за военного, поприветствовал его и ответил:

— Только ближе к ночи будете на месте.

Нас охватило беспокойство. Газали изменился в лице.

— Куда спешишь, Газали? Черноокая девушка, что ли, ждет тебя в Каракесе? Доберемся, когда сможем, — тихо сказал ходжа.

Мы были в полном отчаянии от того, что до сих пор не добрались до церкви. Растянувшееся на все небо зарево наводило страх уже одним блеском и величием. Затем у подножия холма мы увидели речку. Даже глазам своим не поверили. «Это какой-то мираж!» — говорили мы. Но нет, это действительно была река с широким, местами высохшим руслом. Когда подобрались поближе, на берегу реки и на небольших островках заметили людей. Еще немного приблизившись, наткнулись на настоящий пляж. Вокруг послышались возгласы и крики. И тут мы поняли, что деревня где-то близко. Однако стало темнеть, и дорога начала теряться во мраке. Чтобы понять, где нам перейти реку, мы стали спрашивать местных.

Они уже давно привыкли к грузовикам, поэтому не проявляли к нам никакого интереса. Даже не слышали.

Тогда ходжа предложил сыграть на зурне.

Услышав зурну, детишки выбежали из воды. Заспешили мужчины и женщины. Словом, вырисовывалась забавная картина.

Газали разговаривал с ними на ломаном арабском. Пучеглазый читал молитвы. У людей в руках было много айвы, и мы без стеснения набили себе карманы. Мы переходили реку колонной между женщинами с голыми ногами и резвящимися ребятишками.

— О Аллах, только посмотрите на эти ножки! — произнес взволнованный ходжа.

Разве только ножки? Закат, словно лампами, осветил их лица, настолько отчетливо стали заметны их аккуратные носики и дугообразные брови.

Кто-то подошел к нам. Почему-то нам все время отдавали честь. Это оказалась курдская деревня. Не было никого, кто хотя бы немного знал бы турецкий язык. Нам предложили погостить. Все принимали нас за военных или служащих, которые переезжают на новое место службы. Даже не спрашивали, почему мы с зурной.

По какой дороге нам надо было идти, мы уже выяснили. Местные жители пообещали, что в полночь будем на месте.

Ярко светила луна. Мы могли продолжить свой путь. Однако к чему? Как выразился ходжа: «Какая черноокая нас ждет?»

Ходжа начал читать отрывок из «Эшбера»:

Если б они не проявили интереса,
Я бы обязательно остался один.

На берегу реки находился навес. Возле него лежала рыба, выброшенная на берег.

Мы разбили лагерь. В лунном свете камни и водоросли на дне реки горели, как рубины. Макбуле, поддавшись соблазну, зашла в воду. А за ней и все остальные.

— Мне тоже идти в воду? — спросила Ремзие.

— Тебе можно только ноги намочить, — ответили мы.

— Спаси Аллах, увидят голую женщину. Что потом будет… — испуганно произнес Газали.

— Ладно тебе, можно подумать, местные очень одеты, — сказал ходжа.

Мы словно находились внутри комичной декорации к неожиданной опере.

В воде не было ни веточки. И то, что мы вначале приняли за водоросли, оказалось какими-то большими листьями.

Хаккы, открыв свою жестяную коробку со всякой всячиной, стал укладывать туда речную рыбу, которую ему давали курды.

В эту ночь ходже пришлось туго.

Одна старуха что-то говорила Газали на курдском языке.

— Она спрашивает: «Если я умоюсь речной водой, не прочтет ли ходжа надо мной молитву», — перевел Газали.

— А как же, прочту! Да еще приворот сделаю. Захочет и в Высший Суд прямиком.

— Хватит тебе паясничать. Глядишь, и заработать сможешь! — сказали мы.

После этих слов ходжа начал читать молитву над старухами и молодыми женщинами. Ходжа во время снятия порчи слащаво говорил с молодыми женщинами, рассматривал их ножки и дотрагивался до груди.

— Ходжа, хватит, пора за стол, — произнесла Макбуле. — У нас еще впереди много дела. Наш «Новый театр» поставит здесь один из лучших своих спектаклей! Всем известную «Румяную девушку».

Барабанщик бил в свой барабан. Курды танцевали. Теперь настала наша очередь.

— Они же не понимают по-турецки.

— Кто не поймет языка песен! Будем играть свой спектакль.