Последний приют

В лучах света, бившего сбоку, я смог получше разглядеть черты ее лица. Это была женщина тридцати-тридцати двух лет. Скорее даже не женщина, а нечто среднее между скандальной бабой и так и не повзрослевшей девочкой-подростком. Говоря о чем-то, она перескакивала с одного на другое. Ее маленький нос картошкой с тонкими, трепетными ноздрями постоянно словно обнюхивал все вокруг. В противоположность носу губы были большими и чувственными, со следами помады. И все бы ничего, но стоило мне представить, как она, словно базарная баба, начнет ругаться, становилось не по себе. Один голос чего стоит…

Вначале мне показалось, что ее кашель после смеха, из-за какой-то болезни, но потом понял, что это просто тик. Голос немного глухой и надтреснутый… Однако, как и тогда, когда она рассказывала о подброшенном в ее номер ребенке, да и вообще если говорила о чем-то ей приятном, то в ее голосе слышалась какая-то странная мелодика, которую я редко встречал у других людей. И если ее слова о том, что в Анатолии народ ее очень любит правда, то наверняка благодаря этой особенности.

Спящий рядом с нами старик зашевелился. Раскрыв огромные глаза, он, как всегда, принялся ругаться:

— Станешь ли ты человеком?.. Станешь ли ты человеком?..

Казалось, женщина нисколько не удивилась такому поведению. Рассмеявшись, она спросила:

— Кто станет, отец, мы?

В коридоре появился проводник с фонарем. Наше купе осветилось слабым светом, и мы снова сумели разглядеть друг друга.

В руках у проводника были свечи. Протягивая нам одну из них, он сказал:

— Стоять будем еще два часа — это официальное сообщение. Но мы можем задержаться здесь и до утра, поэтому постарайтесь экономить и обойтись одной свечой…

Однако все дело заключалось не только в этой свече. Пока ночь полностью не вступила в свои права, надо было позаботиться о еде. Кстати, и тихо в нашем вагоне было по этой же причине. Я рассказал женщине, что собираюсь сделать, и попросил разрешения отлучиться.

— Если хотите, я и вам чего-нибудь прихвачу, — выходя, предложил я.

— Не утруждайтесь, — ответила она. — В нашем купе, кроме птичьего молока, остальное все есть: фаршированные перцы, пироги, жаркое… Спою парочку песен, и будет все в порядке. Даже знаете что, дайте мне вашего мальчишку… Я его накормлю и рядом с моей уложу…

Она посадила Исмаиля на колени и два раза поцеловала, хотя он давно вышел из того возраста, чтобы с ним обращались, как с маленьким.

— О Аллах, столько проговорила, а где вы нашли малыша, так и не спросила, — спохватилась она.

«История моего мальчика намного длиннее!» — чуть не вырвалось у меня, но я промолчал. Однако чтобы не оставлять женщину совсем без ответа, сказал:

— Он мне не чужой, сын брата.

Глава вторая

Сразу за станцией в одном из бараков, наполовину заваленных снегом, горел свет. Я пошел в ту сторону. Это оказалась кофейня. Зайдя туда, я понял, почему наш поезд был пуст. Большинство пассажиров сидели здесь, и по их лицам можно было сказать, что они вполне довольны, что, вовремя спохватившись, нашли себе провизию. А сейчас, собравшись вокруг нескольких печей, в которые время от времени подкидывали хворост, они пили чай и играли кто в карты, а кто в нарды.

Я сел в углу и тоже попросил чаю. На столе лежала потрепанная газета «Кероглу». Я решил полистать ее, пока пил чай с печеньями, которые завалялись у Исмаиля в карманах. Я давно потерял счет времени, поэтому точно не мог определить, сколько я там пробыл. Иногда я просил подлить кипятку. И так с газетой «Кероглу» и чаем, слушая иногда вспыхивающие между играющими ссоры, я не заметил, как прошли часы.

Вдруг недалеко послышалась музыка. Хозяин кофейни сказал сидевшим за соседним столиком, что в доме культуры сегодня играют свадьбу. Сразу после его слов в кофейню вошел толстый мужчина с круглым красным лицом, в смокинге с лентой через плечо. Вместе с ним были два бедно одетых мальчика.

— Хюсмен, мы опять к тебе за помощью, — обратился он к хозяину кофейни. — Нам нужны твои стулья…

— Хорошо говоришь, а где, скажи на милость, мои клиенты сидеть будут?

Мужчина в смокинге, подумав полсекунды, нашел выход из сложившейся ситуации.

— Друзья мои! — громко воскликнул он. — Это судьба, что ваш поезд застрял в нашем городе. Я директор дома культуры. Сегодня вечером мы женим одного молодого офицера. Я всех вас приглашаю на свадьбу. Дом культуры — общественный дом, значит, для народа. Мы все приятно проведем время. Поезд здесь застрял как минимум до завтрашнего утра. Я поговорю с начальником станции, если случится что-то непредвиденное, он нам сообщит… Одним словом, если вы соблаговолите быть рядом с нами в эту праздничную счастливую ночь, вы окажете нам огромную честь.

В городе с единственным оставшимся открытым магазином, где кроме монопольной ракы больше ничего не купишь, обнаружить дом культуры, где играли свадьбу, и вправду было радостным событием.