Последний полустанок

— Потом… — И, щелкнув выключателем на пульте, смущенно проговорила: — Я долго думала, Серафим Михайлович…

— О чем? — голос его задрожал.

— Говорят, что самолет Охрименко столкнулся с орлом. А может самолет столкнуться с диском?

Поярков укоризненно посмотрел ей в глаза и тяжело вздохнул.

— Невозможно. «Унион» ярко светится, к тому же на самолетах установлены радиолокаторы.

— А если диск налетит на гору?

— И это невозможно. В «Унионе» тоже есть радиолокаторы, — устало и разочарованно сказал Серафим Михайлович. — Вы должны это знать не хуже меня.

Он пояснил, что радиолокаторы через специальную автоматику управляют двигателями. Впереди гора — радиолуч отразится от нее и с помощью приемника включит нужный двигатель с газовыми рулями. «Унион» свернет в сторону или поднимется выше. А кроме того, им можно управлять с земли.

— Вот и получается, что человеку там делать нечего, — равнодушно добавил Серафим Михайлович.

— Это, конечно, верно, — с некоторым сомнением подтвердила Нюра. — Но вот сейчас там что-то случилось, а вы…

Она не закончила фразы. Лицо Серафима Михайловича стало жестким, напряженным.

— Не будем говорить об этом.

За стеклом показался Аскольдик. Он гримасничал и делал какие-то знаки Нюре. Поярков заметил ее удивленный взгляд, вскочил и распахнул дверь.

— Милости прошу.

Не повернув головы, Аскольдик прошел мимо Пояркова.

— Имею честь попрощаться с вами, Анна Васильевна.

— Почему? — спросила она безразлично.

— Высылают как нежелательного иностранца. — Аскольдик язвительно хмыкнул. — Пишите до востребования. — И, заметив, что идет Набатников, юркнул в приоткрытую дверь.

Вежливо уступив ему дорогу, Набатников вызвал Пояркова в зал.

— Я должен с тобой посоветоваться, Серафим. У нашего друга Медоварова появились новые сторонники. Уже немцы и датчанин просят продлить испытания, хотя раньше не настаивали. Зачем именно сейчас им это понадобилось, ума не приложу.

Поярков огорченно вздохнул.

— Как хотите, Афанасий Гаврилович, но мы планировали иначе.

— Так-то оно так, — согласился Набатников, — только ведь гостям неудобно отказывать. Наверное, тут не обошлось без агитации Медоварова. А спрашивать у них неловко. До чего же человек дошел, все средства использует, чтобы продвинуть свои полимеры. Завидная настойчивость. Даже тебе, Серафим, есть чему поучиться.

— Ни я, ни Борис Захарович не верим в благородство Медоварова. Так бороться за чужое изобретение… Странно.

Афанасий Гаврилович укоризненно посмотрел на Пояркова.

— Будто бы мы тебе не помогали, Серафим.

— Благодарю за сравнение… Какие-то несчастные окошки — и…

— Дело не в масштабах, — перебил его Набатников. — Возможно, для Медоварова эти окошки дороже всей твоей конструкции. Он в них хоть что-нибудь понимает, а остальное для него дело темное.

— Мне эта «космическая броня» тоже не кажется прозрачной. Чересчур уж ее рекламируют. Почему?

* * *

На этот вопрос даже сам Медоваров не смог бы точно ответить. Попробуем здесь кое-что прояснить, для чего необходимо рассказать об истории изобретения «космической брони».

В свое время в печати промелькнуло сообщение о том, что в лаборатории доктора химических наук В. И. Литовцева разработан один из видов так называемого «увиолевого» стекла. Оно пропускает ультрафиолетовые лучи, а потому весьма подходит для яслей, школ и больниц. У этого стекла были некоторые преимущества перед обычным плексигласом, а кроме того, хорошо организованная реклама.

Но когда встал вопрос о его массовом производстве и заводские работники подсчитали, сколько такое стекло должно стоить, то выяснилось, что не дешевле богемского хрусталя и даже старинных изделий из баккара. Больница с такими драгоценными окнами стоила бы многие миллионы. В те времена Литовцев и глазом бы не сморгнул, услышав, что руководимая им лаборатория два года работала вхолостую и практически ничего не дала. При чем тут практика, когда есть авторское свидетельство на изобретение и, главное, научные труды?

Но вот началась перестройка управления промышленностью, что непосредственно повлияло и на работу научно-исследовательских институтов. Проверили, чем занимается лаборатория Литовцева. Ему надо было как-то оправдать непроизводительные затраты на разработку новой рецептуры увиолевого стекла. Пусть говорят, что из этой затеи ничего не вышло. На больницах и яслях свет клином не сошелся. Дорого? Пожалуйста, не берите. А для космических кораблей подойдет органическое стекло Литовцева? Почему же нет? Тут экономика ни при чем, тем более что серийный выпуск подобного вида транспорта пока еще не запланирован.

С помощью друзей-приятелей была развита активнейшая деятельность по внедрению в жизнь «космической брони». Нашлись знакомые популяризаторы, которые в журнальных заметках доказывали, что необычайная прочность этой прозрачной брони может защитить межпланетный корабль даже от метеоритов, что крыши будущих оранжерей в космосе обязательно надо делать из столь необыкновенного материала.