Последний полустанок

Вадим досадовал на себя, что до сих пор не научился плавать. Сразу же пойдет на дно как чугунная чушка. А если использовать банки от аккумуляторов и сделать из них поплавки? Нет, не выйдет. Трудно вытащить пластины. Взять коробки от приборов?.. Тоже не получится — слишком много дырок. Но что же делать? Ждать, когда летающая лепешка упадет в воду или повиснет на деревьях каких-нибудь анатолийских садов?

И все-таки Вадим не верил этому, гнал от себя тревогу — зачем же мучиться попусту? — и втайне лелеял надежду, что в «Унионе» есть двигатели и что Борис Захарович действительно сможет посадить диск на ракетодроме Набатникова.

— Зря ты меня пугал, Тимка, — начал Вадим. — Уверен, что двигатели здесь остались. Попробуем, что за ощущение реактивного полета вне самолета. А знаешь, один смельчак попробовал подняться на реактивном аппарате больше двух тысяч лет тому назад.

— Кто же это попробовал? — недоверчиво спросил Тимофей. — Выдумываешь.

— Нисколько. Был такой китайский мандарин по фамилии Ван Гу. Соорудил специальный аппарат с сорока семью ракетами и сел в него. Сорок семь прислужников должны были поджечь ракеты. Случайно произошел взрыв, и изобретатель погиб.

— При первых испытаниях всякое бывает, — мрачно заключил Тимофей и опять уставился вниз. — Вот мы, например, с молнией поближе познакомились.

— Да, да… Какая молния! — И перед глазами Вадима снова сверкнула ослепительная, раскаленная лента.

Но все же это бесполезная пиротехника. Космическая энергия, мельчайшие частицы, мчащиеся к нам из мирового пространства. Вот это силища! Частицы эти проникают всюду, даже под землей обнаруживались их следы. Они сильнее, чем гамма-лучи, пронизывающие металл. А если поднять «Унион» высоко-высоко, навстречу космическим лучам, чтобы разгадать их и заставить служить человеку, как рассказывал профессор Набатников?

Многое узнал от него Багрецов. Самое волнующее — это превращение вещества под действием космических частиц. Тимофей говорил, что раньше в диске были космические уловители Набатникова. Находились они наверху и через сложные фокусирующие устройства передавали принятую энергию в камеры, куда закладывались разные химические элементы. На Земле наблюдали за самыми ничтожными их изменениями. Вадим знал, что можно превратить один элемент в другой — например, металл литий в газ гелий, а Набатников решил заняться чудесными превращениями более стойких элементов с помощью космической энергии.

Мечтатель Багрецов представлял себе будущий, необыкновенный мир. Люди уже изучили природу невидимых частиц и овладели полностью атомной энергией. Начались чудесные превращения вещества. Интересно, что скажет Тимка?

— Да брось ты там смотреть! Иди сюда. Представь себе удивительную землю…

— Очень она мне нужна! — огрызнулся Тимофей. — Лучше опуститься на свою воду, чем на чужую землю. Больно далеко мы залетели. — Он поднялся наверх и сел возле люка.

— Ты, наверное, не слыхал, — увлеченно продолжал Вадим, — что самые прочные из всех ядер — это ядра серебра. В серебро можно будет превратить многие вещества, освободив их атомную энергию.

— Ну и что же?

— Вот и представь себе, что всюду нас будет окружать серебро: серебряные тротуары, крыши, мебель, оконные рамы, садовые скамейки, изгороди… Конечно, все это пустые прожекты. Кому нужно такое однообразие? Но есть более интересная и реальная возможность. Например, получать не только серебро, но и золото прямо с неба. Что ты скажешь?

Бабкин промолчал. Димка загнул, конечно, здорово. Но пора бы привыкнуть к его фантазерству. Всю жизнь останется чудаком.

— Вообрази себе, — взмахивая руками, продолжал Вадим, не замечая, что у Тимофея не сползает с лица скептическая усмешка. — В специальные камеры диска наливается, предположим, ртуть. Диск летит вверх на тысячу километров, где с помощью космических уловителей Набатникова ртуть превращается в золото. Ну, а потом ничего не стоит диск опустить на землю… Каково?

Опять молчит Тимофей. А ведь такая изумительная идея! Но вот он перестал иронически улыбаться, сейчас что-нибудь скажет по существу.

— Теперь я понимаю, почему тебе не везет, — ни с того ни с сего заключил Тимофей. — Всю жизнь будешь одиноким, если годам к шестидесяти, когда у тебя появятся настоящие деньги, за тебя не пойдет какая-нибудь кукла вроде…

Вадим сжал кулаки.

— Опять?

— Да что, мало ли таких? Я твою Римму и вспоминать не хочу. А только знай, что романтиков и чудаков девушки не любят. Им нужны люди поспокойнее. И рыцарство твое они презирают, и твое волнение… Ты же ничего не можешь скрывать: ни восхищения, ни радости… Даже ревность из тебя прет наружу.

— Ну и пусть! — Вадим хрустнул пальцами и закинул руки за голову. — Почему ты за всех говоришь? А Римму не трогай. Я же о твоей Стеше ничего не сказал.

Тут пришлось и Тимофею обидеться.

— Спасибо за сравнение.

Неожиданный толчок, свист, шипение форсунки. В открытый люк врывается ветер и мчится дальше по коридору.