Последний полет орла

Граф де Виньи ехал рядом с маркизом де Надайяком, который посылал дамам воздушные поцелуи. У Альфреда рябило в глазах от машущих белых платков, вся эта истеричная радость казалась ему неискренней, чем-то вроде беснования. Час назад, у заставы, префект департамента Сены произнес длинную речь, обращаясь к королю: «Сир, прошло сто дней с того рокового мига, когда Ваше Величество, вынужденные оторваться от самых дорогих своих привязанностей, покинули свою столицу посреди всеобщих слез и горя…» – и так далее и тому подобное. Да, прошло чуть больше ста дней! И многие помнят, при каких именно обстоятельствах его величество покинул свою столицу! Но завтра эту речь напечатают в «Универсальном вестнике», и даже свидетели событий станут представлять себе их именно так. Что есть истина? Сам Господь не дал ответа на этот вопрос.

Альфреду показалось, что он увидел в толпе сутулую фигуру в синем мундире с красным эполетом, обветренную щеку, пышный ус… Он несколько раз обернулся в седле, выискивая ее взглядом, но потерял.

– Что, знакомая барышня? – спросил Надайяк.

– Нет, вовсе нет. Мне показалось… Я как будто увидел одного пехотного майора из моряков, мы были попутчиками по дороге в Бетюн, – ответил де Виньи, сам не понимая, зачем он всё это рассказывает. – Он вез с собой тележку, в которой была… Впрочем, неважно.

– Дурочка? – маркиз ловко поймал брошенный ему букетик цветов. – Вы не могли его видеть сейчас: он погиб при Ватерлоо.

Альфред был поражен не столько гибелью майора, сколько тем, что Надайяк его знал. Хотя маркиз старше его на несколько лет, побывал в огне, был ранен в Битве народов под Лейпцигом. Вполне возможно, что и ему повстречался разговорчивый майор со своей приметной тележкой.

– А… его дочь? Что сталось с нею?

– С дурочкой? Ее отдали в приют для душевнобольных в Амьене. Только она была ему вовсе не дочь, а…

Толпа взревела при виде маршалов Виктора, Мармона, Макдональда, Удино и Монсе, избавив графа от необходимости выслушивать грязную сплетню. За маршалами медленно продвигалась королевская карета, запряженная восьмериком; у правой дверцы ехал верхом граф д’Артуа, у левой – герцог Беррийский.

Славься, наш Генрих,
Бесстрашный наш король! —

хором пела толпа.

«Интересно, знает ли здесь хоть один человек, что второй и третий куплеты этого гимна сочинил придворный драматург покойного герцога Орлеанского?» – думал Шатобриан, трясясь в одной из карет королевского кортежа. И что при Людовике XV и сама эта песня, и пьеса, где ее исполняли (кстати, переделка английского фарса «Король и мельник»), находились под строжайшим запретом? Только Людовик XVI, желавший походить на своего великого предка и заслужить, как и он, народную любовь, разрешил ставить «Охоту Генриха IV» во всех театрах, и она там шла так же часто, как «Женитьба Фигаро». К чему это привело – известно всем.

Рене был мрачен. Селеста оказалась права: портфель министра внутренних дел у него отобрали, отдав (тоже временно) барону Паскье, назначенному министром юстиции. Шатобриан всё еще входил в правительство наряду с Беньо, Лалли-Толендалем, освобожденным из Венсенна де Витролем, герцогом де Леви, генералом Кларком и маршалом Удино, но сам чувствовал, что это ненадолго. «Это чу́дное правительство долго не продержится», – прошипел вчера Дамбре, назначенный канцлером, хотя он претендовал на портфель министра юстиции. Хотелось бы верить! Иначе это будет издевательством над справедливостью.

Сформировать правительство король поручил Талейрану, когда тот приехал в Монс двадцать четвертого июня. Впрочем, Людовик XVIII сначала сделал вид, будто Талейран явился просить об отставке: «Вы покидаете нас, князь? Воды наверняка пойдут вам на пользу, сообщайте нам о себе». Талейран шутку оценил и через неделю впервые заговорил о том, что в правительство надо ввести Фуше. «Никогда!» – воскликнул король. Прошло еще шесть дней, и вот вчера в Сен-Дени, где остановился двор, князь Беневентский явился на прием рука об руку с герцогом Отрантским – Порок опирался на Преступление! Цареубийца опустился на колени перед братом своей жертвы, но не чтобы покаяться, а чтобы получить из его рук портфель министра полиции! И аббат Луи остался при финансах, как будто ничего не случилось. А герцог де Ришелье, наверное, еще не знает о новой оказанной ему высокой чести – король сделал его пэром Франции и назначил министром двора, потому что так хотел Талейран. Можно себе представить, какой выйдет скандал, когда генерал-губернатор Новороссии явится сюда с императором Александром…