Последний оракул

Надежда уступила место ужасу, и она закричала. Но он еще не закончил.

Эмпатический дар Петра имел еще одну грань. Он, бесспорно, был способен читать чужие сердца, но, пользуясь поддержкой сотни других, стоящих за ним, он мог гораздо больше.

Сотня глаз смотрела через его глаза. Он вычерпал из других детей боль от скальпеля, горечь одиночества, холод пренебрежения, мучения от тайного ночного насилия. Он потянулся еще дальше, в прошлое, к голубоглазой девочке в темной церкви, смотревшей на приближающихся к ней мужчину и женщину. Он забрал весь ее страх и вонзил все это, как кинжал, в сердце Савины.

Женщина дико закричала, выгнулась назад и погрузилась в безбрежную боль.

И хотя сейчас по жилам Петра бежали темные чувства, его снедал тот же огонь. Из его глаз текли горячие слезы. Он оплакивал всю утраченную чистоту и невинность, в том числе и свою.

Он не заметил пистолета, направленного на него.

Женщина хотела убить то, что убивало ее.

Грянул выстрел, разорвав тишину.

Петра отбросило назад, и ее огонь погас в его ладонях. Он успел увидеть, как она упала на пол, половины лица у нее не было. Петр поднял глаза и увидел Монка, бегущего вниз по лестнице с дымящимся пистолетом в руке.

Коккалис перешагнул через женщину и взял мальчика на руки.

— Петр!

Монк поднял мальчика и провел ладонью по его хрупкому телу. Он не обнаружил ни одной раны, но кожа ребенка была сухой и горячей.

На лестнице послышался топот. К ним бежали остальные. В результате короткой, но яростной перестрелки наверху защитники бункера были уничтожены. Все говорило о том, что русские собирались перестрелять нескольких находящихся без сознания детей.

Если бы они пришли хотя бы на полминуты позже...

С мальчиком на руках Монк вместе с остальными вошел в бункер. Глубокие рваные пробоины на контрольной панели дымились и воняли сгоревшей проводкой, клавиатуры были вдребезги разбиты, под ногами хрустело стекло. Все оборудование было безжалостно уничтожено. За исключением мониторов.

Монк указал на центральный монитор, узнав место на экране. Это была пещера, предназначенная для операции «Сатурн», только теперь из дыры в потолке хлестал поток воды и, бурля, падал в отверстие шахты.

— Операция «Сатурн» идет полным ходом,— с потерянным видом проговорил он.— Мы опоздали.

На соседнем мониторе Монк увидел пещеру, в которой он оставил Константина и других детей. Все они вповалку лежали на полу. Изображение было слишком размытым, чтобы можно было определить, живы они или нет.

Его захлестнула волна отчаяния.

Грей достал из кармана спутниковый телефон. Монк тем временем смотрел на его спутников — Ковальски и Розауро. Он силился вспомнить их, но не мог. Кто эти люди? Если они друзья, то, наверное, ожидают от него соответствующей реакции.

Петр тем временем вытянул руку и положил ладонь на центральный монитор.

— Что он делает? — спросил Грей, не отнимая трубки от уха. Монк перевел взгляд на ребенка.

— Петр?

Мальчик неподвижным, глубоким взглядом смотрел на изображение на экране.

Заговорил стоявший слева Ковальски:

— Эй, глядите, поезд едет.

Грей посмотрел на экран. По рельсам медленно двигался поезд, разбрасывая электрические искры. Тоннель, по всей видимости, не был обесточен.

— Это делает он? Ребенок? Двигает предметы силой мысли? Монк задержал дыхание, а потом медленно выпустил воздух.

— Нет,— ответил он, глядя, как поезд замедляет ход. А потом вдруг вспомнил: — Там есть еще кое-кто.

— Кто? — встрепенулся Грей.

Когда ладонь Петра прикоснулась к экрану, он отправил чувства в тоннель, достигнув своего предела. Для него, воспламененного похищенными талантами, сталь и бетон не являлись преградой. Все голоса, звучавшие рядом с ним, угасли. Он нырнул в темный тоннель и устремился к одной горящей звезде, которая оставалась внутри, к большому сердцу, которое он любил на протяжении всей своей короткой жизни.

Петр нашел ее в вагоне поезда. Она съежилась и раскачивалась из стороны в сторону. Она спряталась от камер потому, что он попросил ее об этом. Она являлась частью общей картины, но сейчас все это не имело значения. Он причинял ей боль более сильную, чем когда-либо. Она была ему просто необходима. Дотянувшись до ее старого сердца, он нежно взял ее огонь и рассказал о том, как любит ее и нуждается в ней.

Она поняла, что он здесь, и тихонько заухала, протянув руки в пустоту. В темноте они обняли друг друга, соединив свои чувства на уровне более глубоком, чем это возможно для кого бы то ни было.

В этом заключался один из их секретов.

Истина открылась ему в тот момент, когда их руки впервые встретились. Петр знал, почему многие дети любили Марту, приходили к ней за утешением, поплакать в ее объятиях или просто побыть с ней.

Она обладала талантом, о котором не знали взрослые люди,— даром эмпатии, таким же сильным, как у Петра. Родственные души, они хранили тайны друг друга.

Но это не было их единственным секретом.