Последний мираж

Спрятавшись за колонной, весь день простоял Алан, не двигаясь, покоренный волшебной красотой мраморного бога. Вокруг плескалось веселье. Люди смеялись и пели, пили вино и прямо в храме водили вокруг статуи веселые хороводы. И Алан понимал — бог доволен. Ему приятны непринужденные и веселые люди. Он и сам не прочь сесть с ними рядом и опрокинуть залпом киик** [23] вина, расцеловать красавицу-девушку, что украдкой трогает его за плечи, — вон как лукаво улыбается он уголками крупных добрых губ!

Постепенно исчезла с лица Алана горькая складка, вновь засветились глаза жаждой прекрасного. Вечером, вернувшись домой, он узнал, что этого бога создал в своей мастерской великий скульптор Эллады — его хозяин и господин — Аполонид. И Алан забыл о своем решении, забыл об обещаниях другу. Никуда не выходил он из мастерской, целыми днями следил за пальцами человека, знающего великую тайну красоты.

Так текли дни и месяцы. Однообразие скрадывает время. Алан словно всю жизнь провел в этой комнате. Он даже не замечал, что почти разучился разговаривать. Молчаливый грек, всегда поглощенный работой, редко перебрасывался с ним за весь день одной-двумя фразами. А между тем грозные события уже надвигались на юношу…

Где-то по пыльным дорогам Бактрии скакал гонец индусского царя. Он вез папирус, в котором великий Пор достойно ответил Евкратиду на насмешку. Он разобьет его страну, как дарственную вазу, и никто не сможет собрать и склеить ее осколков! Не знал этого Алан. Ничего не подозревая, обтесывал он тяжелые глыбы камня -заготовки будущих статуй. Все реже вспоминал о заветном ноже, спрятанном пол плитой. Как-то раз, приподняв увесистую глыбу, которую раньше не мог сдвинуть с места, Алан вдруг подумал, что становится зрелым мужем, что на чужбине прошла вся его юность…

Однажды Аполонид принес с собой что-то тяжелое, старательно закутанное в тряпку, и, со злостью бросив свою ношу на стол, ушел сердитый, не сказав ни слова, и впервые не стал работать весь день. Только под вечер, мучимый любопытством, Алан решился развернуть таинственный сверток. В складках материи лежала неоконченная статуэтка обнаженной женщины. Это удивило Алана. Он никогда не думал, что старый скульптор работает еще и дома. Да и сама статуэтка производила странное впечатление. Она не походила на прежние работы великого мастера. Вся иссеченная нервными штрихами резца, работа хранила следы упорных поисков мастера, впервые почувствовавшего свое бессилие. Аполонид пытался оторваться от классических форм эллинских скульптур, но Алан никак не мог понять, что же, собственно, хотел он сказать своей работой?

Впервые видел Алан поражение великого мастера. Значит, и он не всемогущ! Алан смотрел и смотрел на странную статую, не в силах оторвать взгляда от ее вялых, безжизненных форм. Опомнился лишь от грубого окрика за спиной:

— Кто тебе разрешил трогать эту вещь?

Он никогда еще не видел таким царского скульптора. Лицо исказилось гневом, а полные боли глаза так и пронзили мертвую статуэтку.

— Как ты смел притронуться к моей работе, презренный раб? Я не желаю больше видеть тебя в своей мастерской! Убирайся прочь! Скажи эконому, что я велел отправить тебя в каменоломни!

Горькая обида сдавила сердце Алана, и он медленно попятился. Жизнь наконец ворвалась в его заколдованный мир и теперь мстила ему за пренебрежение, один за другим обрушивая на него удары.

Шатаясь, вышел Алан во двор и содрогнулся: через двор двое стражников волокли связанного по рукам и ногам, окровавленного Узмета.

Когда один из воинов вскинул голову, услышав шаги бегущего, было уже поздно. Двойной удар с ходу свалил его на землю. Безжизненное тело стражника распласталось на земле. Второй выхватил меч и закричал.

Через мгновение на Алана навалилось несколько человек. Скрученного юношу повалили на землю и поволокли вместе с Узметом. Все это видел старый скульптор, он появился в дверях вслед за юношей. Может быть он хотел задержать его? Вернуть? Слишком поздно… Впервые с невольным уважением смотрел он на Алана. На его родине, в солнечной Греции, выше всего ценились сила и мужество. Впервые увидел он в своем безгласном помощнике человека, а не просто рабочую скотину. Но теперь он уже ничем не поможет ему. По законам государства, раб, поднявший руку на воина, карается смертью.

ГЛАВА X

Аор посетил Антимаха. Они возлежали на широкой дубовой скамье, устланной ковром. Над ними возвышался лепной купол. Тонкие, дрожащие звуки арфы ласкали слух. Оба много пили. Антимах уже заметно опьянел. Аор был лишь чуть бледнее обычного. Расшитая скатерть, вся заставленная бронзовыми и серебряными блюдами с горячим мясом и губчатыми упругими хлебами, заметно загрязнилась со стороны Антимаха. Он разорвал баранью ногу, искусно запеченную с разными кореньями и травами, и, стиснув лодыжку в кулаке, жадно вгрызался в нее, издавая шум, похожий на скрежет трущихся корабельных канатов.