Последний магог

Я на это обозвал его про себя разными нехорошими словами: дурманом, и волчецом, и грыжником голым. А вслух сказал:

— Ладно уж.

Нас, спасшихся, было вместе со мной семеро. По обрывочным разговорам я понял, что до побоища их было больше. Гибель собратьев ожесточила их, всю дорогу они не могли сдержать сдавленных проклятий в адрес бега. Имен их я не разобрал, хотя знал, что они нарекают себя сами. Но выглядели они безымянными. Старший обернулся и сказал мне: «Это потаенное место», — как будто я этого сам не понимал. Да, это меня озлило: они относились ко мне с пренебрежением, ни разу не спросили ни моего имени, ни того, откуда я родом.

Место и впрямь оказалось потаенным: между холмами пряталась узкая, засыпанная снегом долина, незаметная постороннему глазу. Войти в нее можно было, только спустившись по длинной узкой крутой осыпи. Я хорошо знал хосун Сиди, где мы оказались, но слыхом не слыхивал об этой долине и не видел этой гряды холмов. Мы стали спускаться.

С большими трудами спускались мы в эту тайную долину. Много времени прошло, прежде чем мы оказались внизу. Все склоны вокруг нее были усеяны пещерами. Старший сбегут что-то крикнул, и из этих пещер показались люди, стали сходиться к нам. Вскоре мы были окружены людьми. На меня они не смотрели. Они смотрели на старшего сбегута, смотрели молча, с надеждой. Среди них были женщины, дети. С надеждой они смотрели на него, не издавая ни звука. Их было очень много, мы были окружены целой толпой.

Вдруг послышался шорох, посыпались камешки, и на пороге одной пещеры показался невысокий худой старик в облезлом малахае. И я сразу же узнал его — то был Шмешу-хэхэхэй, тот самый шут, который когда-то потешал людей на празднике наречения Шумбегова сына. Я не знал, что он еще жив, что пережил страшный мор. Разные слухи ходили об этом человеке, но все сходились на том, что он куда-то пропал, скорее всего умер, забившись в какую-нибудь нору. А он вот в какую нору забился. Старый шут был главным сбегутом. Я не удивился, обнаружив это. Шмешу-хэхэхэй никогда не скрывал своих взглядов, от его неуютных шуток ежились беги. Так, значит, вот куда он пропал.

Мельком взглянув на меня, он обратился к старшему:

— Языгу, почему нет остальных? Где остальные, Языгу?

И, поклонившись, виновато произнес Языгу:

— Те, кто не вернулся, мертвы, многоуважаемый хэхэхэй. Их нет на этом свете, нет больше.

Шмешу-хэхэхэй медленно поворотился лицом к западу, глаза его наполнились слезами. Женщины тихонько завыли.

— Что произошло? — шепотом, ни к кому особенно не обращаясь, спросил Шмешу-хэхэхэй.

— Бег, собака, побил пришедших к нему людей, — громко, на все стороны закричал Языгу. — Людей, пришедших к нему требовать ответа за смерть родных, побили стрелами, посекли саблями. Девятнадцать человек потеряли мы там!

Поднялись крики и стенания, женщины начали рвать на себе волосы, заревели дети.

Шмешу-хэхэхэй поднял трясущуюся руку и этой трясущейся рукой показал на меня.

— А это кто? Кого вы привели с собой в потаенную долину?

— Это человек, потребовавший от бега ответ, — твердо ответил Языгу, — потребовавший, когда все молчали.

Слезящиеся глаза старика оглядели меня снизу доверху.

— Есть ли у тебя имя? — спросил он меня.

— Я наречен Шепчу, — отвечал я.

— Тебя нарекли?

— Меня нарек годийский Шумбег.

Я думал, что мой ответ вызовет негодование — кто их знает, этих людей, может, они убивали всех тех, кто был наречен бегами, может, изгоняли таких. Но сказать неправду я тоже не мог. И терять мне было нечего. Поэтому я сказал, что меня нарек Шумбег. И никакого особого впечатления эти слова не вызвали.

— А как бы ты нарек себя, если бы у тебя не было имени? — последовал следующий вопрос.

Повисла неловкая пауза, потому что я не знал, что ответить. Я никогда не думал о том, какое имя выбрал бы себе, если бы представилась такая возможность. Все имена казались мне недостойными. Кроме того, как я уже говорил, втайне я был уверен, что Великие Духи приготовили для меня самое звучное, самое славное, самое красивое имя. Поэтому я не знал, что сказать в ответ на вопрос Шмешу-хэхэхэя. Я молчал.

— Он не знает, что сказать, — хихикнул тот. — Как же ты оказался здесь, о довольствующийся чужим именем?

Это слово, каким он меня назвал, — клычкыдыр — меня оскорбило. Так меня еще никто не звал. Я был человеком верующим. Верил в неизреченную милость Неба, в способность Великих Духов подбирать имена для людей. Ведь сами люди лишены такой способности. Все людские имена уродливы, лишены благодати, негожи.

Но я находился в потаенной долине. Вокруг меня были сбегуты, гонимые тремя бегами. И я сказал старику: