Последний Кот в сапогах.Повесть о дружбе и спасении в блокадном городе

Прошлое никуда не делось. Оно всегда находилось рядом, на расстоянии вытянутой руки. Граница между ним и настоящим была тонкой, как прозрачный занавес. Она начала таять, таять и… действие перенеслось в то далекое лето. Вот он, старый двор, залитый теплом и солнечным светом! На верхушке большого тополя разогретый летний воздух дрожит вместе с листвой, а на земле медленно наползают друг на друга короткие полуденные тени.

В тот погожий день многие окна были распахнуты. Из коммунальных кухонь неслись ароматы готовки: котлет с чесноком, щей и супов с копченостями. На втором этаже женский голос пел из патефона, который стоял на подоконнике. Звук эхом разносился вокруг. Пластинку ставили снова и снова, и весь двор уже наизусть выучил слова песни про кукарачу[6].

Было воскресенье. Из полуподвального окна раздавались крики: это Федора, как всегда по выходным, громко ругала своего непутевого мужа. Он, пьяный, бубнил что-то в ответ.

Молодые мамы сидели рядом с песочницей, присматривая за карапузами. Старики играли в домино. Среди них выделялся инвалид дядя Митя с браво закрученными кверху усами. Он потерял ногу на войне с Германией и теперь носил деревянный протез на шарнире.

Когда дядя Митя вставал и, опираясь на костыль, с трудом передвигался по двору, его искусственная нога скрипела: скик-крик, скик-крик. Все во дворе знали этот звук, его ни с чем нельзя было спутать.

Мальчишки любили слушать рассказы дяди Мити о войне и даже просили разрешения потрогать его необыкновенный протез. А он иногда поручал им купить ему на улице кваса или чего-нибудь съестного, и они сразу бежали в подворотню — гордые, что им доверены деньги.

Чаще всех рядом с инвалидом крутились главные дворовые хулиганы Санька Ферт и его младшие братья-близнецы Свист и Буза. У мальчиков, конечно, были человеческие имена. Глупыми воровскими кличками сыновей наградил отец, взяв их из фильма о беспризорниках. Эту троицу еще называли Федориным горем. Их мать Федора билась в одиночку и с ними, и с пьяницей-мужем, и с бедностью. Она без конца одалживала у соседей деньги.

Братья не хотели слушать никого на свете и уважали только дядю Митю. Втайне они мечтали пойти на войну и стать такими же героями, как он. Но сейчас дворовые хулиганы были заняты важным делом: они о чем-то сговаривались за поленницей с другими мальчишками, сбиваясь в стаю. Наверное, на войну с соседним двором собирались.

На лавке важно сидели куклы Наташа и Маша с белыми кудряшками. Они дожидались обеда. Их хозяйки, устроившись на разложенном на траве покрывале, играли в магазин. Девочки покупали другу друга продукты, чтобы приготовить этот самый кукольный обед, и взвешивали товар на игрушечных весах.

— Мне полкило песка, — тоном взрослой покупательницы просила Майя. — И литр молока.

— Сейчас сделаем, — так же солидно отвечала ей продавщица Таня.

Продукты были ненастоящие. Молоко — простая вода в бутыли с узким горлом. Сахарный песок — из дворовой песочницы. Майин братишка насыпал его в кузов игрушечного грузовика. Водитель Сергей Иванович серьезно относился к своей работе, он без опоздания продукты в магазин доставлял.

Подпевая патефону, Таня быстрыми движениями пристроила гирю на одну чашку весов, отсыпала товар на другую. Подождала, пока коромыслице перестанет колебаться, и добавила еще немного. Она хотела быть похожей на ловкую и всегда веселую продавщицу из булочной на углу Наличного переулка, куда они иногда ходили с мамой.

— Вот, пожалуйста, ровно полкило!

— Сколько я вам должна? — спросила Майя, прищурившись на солнце. Она держала наготове потрепанную дамскую сумочку со сломанным замком, там лежали игрушечные деньги — листья и маленькие камешки.

«Не все, что с колесиками, обязано ездить», — ворчал папа, занимаясь починкой.

Но сегодня он был в хорошем настроении и просто взял с Тани честное пионерское слово, что она больше не разрешит Сергею Ивановичу превращать его счетную доску в средство передвижения.

— Так… За песок — одиннадцать рублей, за молоко — пять рублей десять копеек. Итого с вас шестнадцать рублей десять копеек… Дама, только будьте любезны без сдачи: у меня мелочи совсем не осталось!

Потом девочки кормили кукол кашей. Сергей Иванович захотел им помочь и тоже поднес палочку к кукольным ртам.

— Там невидимая горчица.

— Сережа, куклы не хотят твою горчицу.

— Тогда дам им шоколада.

Он с лукавой гримасой задрал свою рубашку и показал большое родимое пятно на животе. Бабушка Манана, когда целовала внука в это коричневое пятно, говорила, что это у него шоколадка там спрятана.

По двору, пританцовывая под «Кукарачу», прогуливалась Люся Сахарная Головка. Ее прозвали так из-за головы, похожей на длинненький слиток сахара конусной формы. Говорили, что, когда Люся рождалась на свет, ее тянули за голову щипцами.