Последний костер

Верхнее Мартыново потому и Верхнее, что двумя верстами ниже по течению, на другом берегу, стоит Нижнее Мартыново. И живут там такие же людишки, такие же мартынята бегают летом по берегу с удочками. Кстати говоря, и рыбаки в той деревне не хуже, чем в Верхней. И охотники есть. Не все конечно, но есть. В тот знаменитый, а вернее сказать, в памятный, в медвежий год на трех охотников в Нижней деревне стало меньше. Не повезло. А вот в Верхней все вернулись с промысла целехонькие. Хохочут. А другим способом и не спрятать свою растерянность и испуг. Не все на следующую осень пойдут на хоту. И ещё много лет будут вспоминать за чаркой, как читинский голодный медведь шёл.

Поднапугал он тогда многих охотничков. Да и в деревнях-то покоя не было. Многие стайки со скотом порасковыряли шатуны.

Но Мефодий охоту не бросил. Пока ноги носили, топтал путики, промышлял. О ночи той бедовой никому в подробностях не рассказывал, только сыну, Ваньше. И то, только тогда рассказал, когда не один год вместе белковали, когда окреп уже Ваньша-то.

Акулька долго тайком плакала после того злосчастного сезона, когда вне всяких сроков явился домой Мефодий. Стариком явился. Седые волосы дыбором торчат. Борода белехонькая в разные стороны, а в глазах блеск звериный. Ну, лешак лешаком. Долго не могла пообвыкнуться с его сединой, с переменой не только внешней, но и внутренней, молчуном стал мужик, молился подолгу. Но всё-таки свыклась, – свой же.

Хищники

Охотиться Юра начал уже в зрелые годы. Ему исполнилось тридцать два, когда он устроился на работу в Казачинский коопзверопромхоз. Устроился рабочим, но почти сразу был переведен штатным охотником.

Конечно, ружьё у него было и раньше, – уток иногда стрелял, но чтобы штатным охотником, – не думал. Директор уговорил, – ему человека надо было отправить на курсы рыбака-профессионала, а ехать в Иркутск на месяц никто из охотников не хотел.

Юра согласился, – хоть какое-то разнообразие в жизни. Да и рыбалку он любил, отдавался этому занятию самозабвенно и без остатка. А здесь предлагают стать профессиональным рыбаком.

– Правда, называться будешь штатным охотником, но это, как говорится, “хоть горшком назови, только в печь не ставь”, – пояснил директор.

Время учебы пролетело незаметно. Стал работать бригадиром на Ближнем озере. Рыбачили в основном сетями, весной только неводом, до нереста. План был небольшой, – шесть тонн соровой рыбы. Но и это налагало определенную ответственность. С каждым центнером не поедешь в поселок, значит надо путёвый ледник, рыбу почистить и посолить по совести, чтобы потом не краснеть. Сети, опять же, починить, лодки, моторы, вообще, хозяйство приличное. По-другому Юра и не хотел.

Не ошибся в этом плане директор, по месту пришёлся бригадир. Крутился нормально, везде успевал. И бракованной рыбы в том году не было, и скандалов с рыбаками.

Так и пролетело лето, в хлопотах и заботах. Зашуговало уже, когда лодки в промхозовскую ограду затаскивали, да невод с сетями в складе развешивали.

Охотники густым роем толпились по всем кабинетам промхоза. Особенно, у начальника участка и охотоведа, – получали наряд-задания, оружие, спецодежду и кое-какие продукты, под пушнину. Гомон в коридоре стоял с утра и до позднего вечера. Начальник участка делал вид, что не замечает всё более веселых и развязных разговоров штатников, а потом и сам присоединялся к их компании, оставляя недописанные договора на завтра. Охотники угощали.

Юра не знал, куда бы себя деть. Было какое-то чувство неловкости, неполноценности даже. Все нужны, все при деле, а он нет, вроде и не нужен больше. Это угнетало.

Дождавшись директора, он попросил разрешения и вошёл в кабинет. Вопрос был один: – что дальше?

– Отдыхай, пока, – сказал директор, – потом что-нибудь придумаем. Может, сети садить будешь, да и старые ремонтировать надо. Могу на зиму на пилораму определить.

Но Юра настроился на другое:

– Может, стоит попробовать себя на промысле, – какой он, хлеб охотничий?

Директор возражать не стал, но сразу твёрдо заявил:

– В тайгу на пушнину пока не пущу, сам не сумеешь, а свободного напарника нет. Эту зиму оленевать будешь, в Ханде. Там и с охотниками притрёшься, и понюхаешь тот самый хлеб. Так что, пока отдыхай, а охотовед освободится, оформите разрешение на карабин.

…После ноябрьских праздников Юру, действительно, завезли в Хандинские калтуса, в зимовьё, которое стояло прямо на берегу реки и называлось «Прохор».

Зимовьё было старое, даже древнее. Но место было красивое, берег возвышался, в стороне шумел светлый сосновый бор. Видимо не одно поколение эвенков пользовалось этим зимовьём, об этом говорил и тот факт, что дров поблизости вообще не было. Их нужно было пилить в полукилометре и возить к зимовью на нартах.