Последний Конунг

К вечеру работа на причалах пошла на убыль. Стук молотков и пил и крики рабочих стихли, корабельные плотники тоже пораньше ушли домой готовиться к празднику. Вскоре здесь остались лишь пожарные караульщики, надзирающие за легко воспламеняющимися складами, да с дюжину ночных стражников, охраняющих корабельные спуски и причалы.

Люди Харальда на двух кораблях сделали вид, что укладываются спать, но многие были слишком взволнованы, чтобы уснуть, и меня беспокоило, как бы это не вызвало подозрения у ночных сторожей. Обход они совершали без времени, и никак нельзя было угадать, когда они появятся, и тогда я сказал их молодому начальнику, что мы поставим собственных часовых, так у нас заведено, и убедил его, что его людям не следует приближаться к нашему причалу.

Теперь все зависело от наших следующих действий.

При первых проблесках света Харальд спокойно приказал отчалить. Не отставая от нас, от причала отошел второй усиако. Как можно тише мы оттолкнулись берега и на веслах направились к выходу из Золотого Рога. Мелкие волны плескались о тонкую обшивку легких дромонов. Свежий ветерок с севера гнал волны там, в проливе, но не здесь, в закрытой большой гавани.

Мы уже удалились больше, чем на полет стрелы, когда позади нас в Нейроне труба пропела тревогу. Ночная стража обнаружила наше отсутствие.

– А ну, налегай! – рявкнул Харальд, стоящий на руле. – Покажем этим грекам, что такое настоящая гребля.

На каждом усиако имелась одна скамья для гребли, как на длинном корабле, и норвежцы Харальда, взявшись по двое за одно весло, с радостью вернулись к привычному делу. Сам Харальд не погнушался работой и, сев на гребную скамью, ближайшую к рулю, греб наравне со своими людьми.

– Греби, ребята, чтоб кишки наружу! – поторапливал он их.

За кормой слышались крики кормчего второго дромона, идущего следом за нами, а вдали – гул набатных колоколов и новые звуки трубы.

Мы набирали скорость. Света становилось больше, и вскоре со стен гавани нас сможет увидеть всякий. Коль тревога поднимется достаточно быстро, сигнальные зеркала на стене передадут сообщение сторожевым судам в заливе.

Халльдор схватил меня за руку и указал вперед.

– Смотри! – сказал он. – Цепь еще не сняли.

Я вглядывался в рассветный серый сумрак, понимая, что все мои замыслы пошли прахом. Преграждая нам путь, в ряд на равном расстоянии друг от друга стояло штук пятнадцать деревянных плотов. Низко сидящие в воде, так что даже самые малые волны через них перекатывались, они покачивались, отсвечивая черным. Между ними висела цепь, запиравшая Золотой Рог каждую ночь, превращая бухту в озеро. Ее снимали с первым светом, открывая проход для судов, и мы свободно должны были бы выйти в пролив, и я никак не смог предположить, что в праздничный день Рождества хранители цепи не будут спешить с этим делом. Мы оказались в ловушке.

Видя мое смятение, Харальд оставил на весле соседа по скамье и вышел на корму.

– В чем дело? – спросил он.

Объяснять было незачем, я только указал ему на ряд плотов.

Он спокойно осмотрел препятствие.

– Как глубоко сидит цепь? – спросил он.

– Не знаю. Конец цепи закреплен на берегу, и каждый раз ее растягивают по плотам.

В те дни, когда я приходил к Пелагее в ее дом, выходящий на залив, я часто наблюдал, как в сумерках стражники на лодках вытягивают цепь и запирают гавань.

Харальд посмотрел на небо. Света было достаточно, чтобы видеть звенья цепи, пересекающие каждый плот.

– Что скажешь, Халльдор? – спросил он, обернувшись к исландцу.

– Наверняка сказать не могу, – ответил Халльдор. – Но между плотами, ясное дело, должна малость провисать.

И снова тревожные сигналы донеслись до нас с берега. Били в пожарный гонг, и его дребезг отчетливо разносился над водой.

Харальд отошел на самую корму и прикинул длину нашего усиако. Прямо перед ним четыре десятка или даже более того норвежцев равномерно работали веслами. Судно должно было скользить по воде, и они сбавили частоту ударов. Со стороны могло показаться, что они уменьшили усилия, но каждый человек на борту знал, что было бы пустой тратой сил слишком налегать на весла. Теперь нам требовалась четкая, мощная гребля, чтобы корабль шел вперед.

– По моему слову, – закричал Харальд, – каждый делает двадцать взмахов со всей мочи! Когда я крикну во второй раз, гребцы первых пяти скамей бросают весла и бегом на корму. Остальные гребут. Понятно?

Усердно гребущие люди посмотрели на своего предводителя, стоящего на помосте над ними, и дружно кивнули. Всем было понятно, что задумал Харальд.

Ряд плотов приблизился.

– Приготовиться! – предупредил Харальд.

Я спрыгнул с кормовой палубы и занял на гребной скамье место, освобожденное Харальдом. Рядом сидел швед, покрытый шрамами старый воин, тот, что ходил в Сицилию.

– Стало быть, наконец-то и тебе пришлось поворочать веслом, а не только мозгами, – проворчал он. – Чего и следовало ожидать.