Последний Конунг

– Они будут здесь, пока их мечи в ножнах. От герцога неизвестно, чего ждать. Он принес мир на эту землю, но ведь не задаром.

Мы поднялись на вершину невысокого холма и начали спускаться в обширную долину. В отдалении виднелся маленький окруженный стенами город, расположенный по обоим берегам реки.

– Однажды я проходил через город, очень похожий на этот, – хмуро сообщил Мор. – Это была пограничная земля, и горожане совершили ошибку, не признав власть герцога. Они заявили о своей верности одному из его соперников, и скоро оказались в осаде. Они полагали, что их стены несокрушимы и усугубили свою ошибку, оскорбив самого герцога. Иные из горожан, кто посмелее, стояли на стенах, насмешничали, кричали, что дочь кожевенника была шлюхой. Герцог усилил осаду, и когда в городе стало нечего есть и делегация жителей пришла просить о милости, он велел отрубить им руки, а потом повесить на виселицах, поставленных в ряд перед главными воротами. Город, конечно, сдался, но даже и тогда герцог не проявил милосердия. Он отдал город своим воинам на разграбление, а потом сжег его. Когда я там проходил, от города остались только пепел и обгоревшие остовы домов.

Герцог Вильгельм Незаконнорожденный, подумал я, одного сапога пара нашему государю Харальду, когда дело идет о безжалостности.

– А городские священники не вмешались, не просили пощадить свою паству? – спросил я.

– Есть Божья милость, а есть милость герцога, – холодно ответил Мор, – и грехи земли вопиют к небесам. Бедствия, которые мы претерпели со дня тысячелетия Воплощения Христа нашего Спасителя, – это знак того, насколько мы сбились с пути праведного.

– Это правда, и в северных краях был голод, – заметил я, думая о горестной судьбе Руны.

– Голод и еще худшие вещи посланы нам в наказание, – мрачно откликнулся Мор. – Мой друг Глабер писал об этом. Три года кряду весны были, как зимы, и было невозможно пахать землю и сеять зерно. Потом урожай погубили наводнения. Столько людей умерло с голоду, что мертвых не поспевали отпевать в церквях – их просто бросали в ямы по двадцать-тридцать человек. В отчаянии мужчины и женщины рыли землю и поедали некую белую суспензию, похожую на гончарную глину, смешав ее со всем, что найдется, с мукой или отрубями – из того и пекли хлеб, но хлеб этот не насыщал. Иные поедали падаль и угощались человечиной. Странники вроде нас становились жертвами разбойников – их убивали, чтобы продать мясо на рынке. Один торговец даже продавал уже приготовленное человеческое мясо. Когда его схватили, он не отрицал своей позорной вины. Его связали и сожгли. Мясо зарыли в землю, но кто-то выкопал его и съел.

Мор замолчал, и на мгновение мне подумалось – не пытается ли он представить себе, каково на вкус человеческое мясо, ибо я уже заметил, сколь он разборчив в еде и напитках. Даже в самом скромном доме он всячески побуждал хозяйку улучшить вкус пищи при помощи подливок и все время сетовал на скверность нормандской стряпни, каковая, коли верить ему на слово, ни в какое сравнение не шла с тем, к чему он привык в Бургундии.

– Однако все эти беды в прошлом, – осмелился заметить я. – Ныне народ выглядит сытым и довольным.

– Не должно забывать о знамениях, предрекающих великие беды, – возразил Мор. – В некоем городе в Оксерре деревянная статуя Христа на рыночной площади начала лить слезы, а еще волк вошел в церковь, схватил зубами веревку колокола и начать звонить. И своими глазами ты можешь зреть яркую звезду, что явилась в ночном небе в конце апреля, а теперь горит каждую ночь, медленно передвигаясь по небу.

За много лет до того в Ирландии мой учитель, ученый друид, рассказывал мне об этой блуждающей звезде и предсказал ее появление. Но сказать об этом Мору – значит вызвать у него подозрения, что я обучался ведовству, и я ничего не сказал.

– Мир полнится заразой – слепой алчностью, крайней мерзостью, воровством и прелюбодеянием, – продолжал он. – Пособники дьявола смело показывают себя. Я воочию видел одного. В моем монастыре в Бургундии он явился мне в виде карлика. У него была тощая шея, агатово-черные глаза и лоб весь в морщинах и складках. Рот широкий, губы распухшие, уши острые и волосатые под копной косматых грязных волос. Его ноги были покрыты грубой бурой шерстью, и он пускал слюни. Он громко вскрикивал и говорил что-то невнятное, указуя и ругаясь. Я был в таком ужасе, что бежал в часовню, пал ниц перед алтарем и взмолился о защите. Верно говорят, что антихрист скоро выйдет на свободу, ибо сей мерзкий карлик был одним из его предвестников.

Но когда мы добрались до Фекана и монастыря Святой Неделимой Троицы, мне показалось, что монахи, товарищи Мора, не разделяют его мрачного взгляда на будущее. Они подновляли свою церковь так, что стало ясно – они рассчитывают на долгое будущее. В огромном здании кишмя кишели каменщики, чернорабочие, плотники, стекольщики и строители лесов.