Последний конфликт в независимой Греции: Союзническая война 220–217 гг. до н. э.

В имеющихся нарративных источниках[4] предпоследний македонский правитель, на долю которого выпали две войны с Римом, Филипп V, предстает перед нами весьма мрачной фигурой: подверженный низменным страстям, обладающий деспотическими наклонностями, амбициозный, охваченный идеей о мировом господстве, он развязал конфликт с римлянами и открыл им дорогу для завоевания эллинистического мира. Плутарх, например, пишет, что Филипп превратился из милосердного царя и скромного юноши в разнузданного и гнусного тирана (Plut. Arat., 51). Павсаний характеризует Филиппа V как человека коварного, который «вызвал к себе ненависть со стороны всей Эллады» (VIII, 50, 4). Ливий утверждает, что ахейцы относились к нему с подозрением из-за его жестокости и вероломства, хотя были обязаны македонянам многими благодеяниями (32, 19, 7). В другом пассаже (32, 21, 21–25) римский историк обвиняет Филиппа в убийствах и грабежах, учиненных им в Мессене, в убийстве обоих Аратов, в надругательствах над девами и матронами, рисуя его человеком, жестокости которого все боятся.

Однако все негативные отзывы о царе берут свое начало в более ранних произведениях, из которых, указанные выше авторы, несомненно, во многом черпали свои сведения — из труда Полибия[5], из мемуаров ахейского стратега Арата, из сочинений римских анналистов. К сожалению, столь же неприглядный образ Филиппа V существует и в современной исследовательской литературе. В данной работе нам хотелось бы внести некоторые коррективы в уже сложившиеся стереотипы восприятия македонского царя и попытаться показать на примере первых лет его царствования, насколько серьезные проблемы ему приходилось решать, как ему удалось вполне успешно справиться с ними и, в соответствии с этим, показать Филиппа V в ином свете — как человека, руководствовавшегося в своей политике принципами, существенно отличавшимися от тех, что приписывают ему греческие историки.

Конец III в. как внутри греческих государств, так и в их взаимоотношениях с соседями характеризуется новым витком противоречий, вызванных неравномерностью их экономического и политического развития. Как и в предшествующее столетие, не изжила себя борьба городов за власть и влияние в греческом мире — напротив, она поднялась на новый уровень, ибо теперь ее вели не отдельные полисы, а союзы государств. С другой стороны, этот факт, а также растущее осознание эллинами их этно-социального и культурного единства стимулировали развитие федеративных отношений в Элладе[6]. На закате эллинистической истории наибольший след в ней оставили Этолийский и Ахейский союзы. Их формирование и развитие отразило тенденцию могущественных федераций к расширению и укреплению своего господства не только в пределах «собственных» географических регионов, но и во всей Элладе.

Этолийский союз издавна располагался вокруг общего этолийского святилища в Ферме. Этолия известна как суровая страна, жители которой были прекрасными воинами, всегда носившими при себе оружие. Продемонстрировав свою храбрость во время нападения на Дельфы галлов (279–278 гг.), они захватили святилище, распространили свое влияние на Амфиктионию и тем самым подняли свой престиж среди эллинов[7]. В то же время они захватили некоторые территории: на западе — в Акарнании, на востоке — в Фокиде, Западной Локриде, в Фессалии, образовав самое обширное из всех греческих государств. В 245 г. этолийцы присоединили Беотию и таким образом, не вступая в открытый конфликт с Македонией, объединили под своей властью большую часть Средней Греции, кроме Аттики, охраняемой македонским гарнизоном. Сверх того, к 220 г. под их контролем находилась Малида, Дорида, энианы и долопы, Ахайя Фтиотидекад. Членами союза на правах исополитии стали Кефалления, Амбракия, Кеос, Хиос, Фигалея и Мессения[8].

Соперником Этолийского союза была Ахейская федерация, быстро вышедшая за пределы нищей Ахайи благодаря энергичным действиям Арата из Сикиона. Одной из побудительных причин объединения могло стать стремление ахейцев сообща противостоять экспансии этолийцев[9]. Важными вехами в истории Ахейского союза были сначала присоединение Сикиона, а затем захват Коринфа. Постепенно, добровольно или принудительно, почти весь Пелопоннес вошел в его состав. К 228 г. членами лиги были Ахайя, Сикион, Коринф, Мегара, Аргос, Арголида и города побережья, Эгина, Мегалополь и большая часть Аркадии[10]. Все эти территории прежде находились в сфере македонских интересов. Не присоединенной ни к одной федерации оставалась лишь свободная Спарта. Желание включить ее в Ахейскую лигу было закономерным явлением. Однако в отличие от остальных городов Пелопоннеса, которые видели в союзе возможность избавиться от македонского контроля, в Спарте, и в прежние времена не подчинявшейся Македонии, такого стремления не было, что неизбежно вело к конфликту с державными интересами союза. Кроме того, имперские устремления, свойственные лидерам и Этолийской и Ахейской федераций рано или поздно должны были столкнуть между собой оба союза[11].