Последний кольценосец

Когда они зашли в воду примерно по колено, над ручьем разнеслась заливистая трель синегрудого дрозда-варакушки, и по этому сигналу с противоположного берега хлестнул прицельный арбалетный залп. Трое эльфов были убиты наповал либо, тяжело раненные, захлебнулись и были унесены потоком; четвертый, с разнесенной вдребезги плечевой костью, сумел выбраться на сушу и доковылять до деревьев; а хуже всех пришлось пятому, который остался лежать у самого уреза воды, — ему стрела угодила в живот и, пройдя сквозь кишки, застряла в позвоночнике. Для застигнутого на вражеской стороне Эдорета время будто остановилось: за неуловимо краткие мгновения разведчик успел разглядеть затаившихся выше по откосу арбалетчиков (он даже сосчитал их — шестеро), трезво прикинул, сколько ему потребно времени, чтоб высвободить свой хитро увязанный меч и добежать до врагов, поминутно оскальзывась на мокрых валунах... Засим и принял единственно разумное решение: спрыгнул обратно в реку и, нырнув с головою, позволил течению нести себя прочь. Ударивший ему вдогон арбалетный болт лишь прочертил на лакированной макушке торчащего из воды камня белесый, воняющий паленой курицей высверк, мгновение спустя уже бесследно затертый дождем.

Лорд Эреборн был, что называется, «юноша из хорошей семьи»: он не обладал ни полководческим даром, ни хотя бы замешенным на пролитой крови солдатским опытом, а вот храбрости и честолюбия ему было не занимать — опаснейшее сочетание... Быстро сообразив, что они имеют дело не с арьергардом настигнутой колонны, а с кучкой стрелков, прикрывающих отход основных сил, сотник решил сыграть ва-банк, используя слабую сторону арбалета — малую скорострельность (пара выстрелов в минуту — против двух дюжин у лука), и скомандовал атаку в лоб. Эреборн вскинул над головою фамильный меч Драконий Коготь, дважды протрубил в рог и, воздымая фонтаны брызг, размашисто шагнул в поток. На сотнике был доспех из гондолинской «губчатой стали», почти не уступающей в прочности мифрилу, так что он ничуть не опасался нацеленных с того берега стрел. И совершенно напрасно.

Мгновение спустя он в полной мере оценил разницу между знакомыми ему доселе ангмарскими охотничьими самострелами и стальным арбалетом нового поколения, создающим на тетиве усилие в тысячу двести фунтов. Трехунциевый бронебойный болт врезался Эреборну в правую нижнюю часть груди на скорости восемьдесят ярдов в секунду: звенья гондолинской кольчуги с честью выдержали это испытание, не дав трехгранному жалу стрелы вгрызться во внутренности эльфа, однако полутонный удар в область печени и без того вышибет дух из кого угодно. Мелькнуло средь мутных бурунов бескровное лицо в серебристом шлеме, втянулся под воду шлейф из пузырящейся по поверхности ткани маскировочного плаща — и исчезли навсегда: древняя броня обернулась грузилом... А кинувшемуся на выручку юному ординарцу болт пришел точно в переносицу.

И атака захлебнулась. Да, любые из людей — хоть дикари-харадримы, хоть рыцари Рохана, хоть умбарские морские пехотинцы — при столь очевидном численном перевесе просто ломанули бы вперед всей массой и, замостив этот окаянный брод собственными трупами, за считанные минуты захлестнули бы реденькую цепочку стрелков. Не то эльфы; слишком высока цена жизни Перворожденного, чтобы так вот устилать их телами берега безвестной речушки в Темнолесье. По сути дела, они пришли сюда не воевать, а охотиться (пусть даже и на весьма опасную дичь) — а с таким настроем не полезешь ни на осадную лесенку, ни в воду простреливаемой переправы... Унося убитых и раненых, эльфы отступили под защиту деревьев, чтобы обрушить оттуда град стрел на позицию противника. Однако спустя небольшое время оказалось, что и перестрелка нынче тоже идет как-то неправильно — сиречь не в пользу Перворожденных. Все дело тут в многодневном дожде: тетивы эльфийских луков безнадежно отмокли, и стрелы падали без сил, а главное — совершенно невозможно было удержать прицел: дол-гулдурские же болты продолжали раз за разом находить себе добычу — воистину Морготово порождение эти арбалеты!