— Я уже говорил, что Фокс знал об Арно и Марджери. И знал, что они провели вместе ту ночь, после которой труп Марджери был обнаружен в аллее. Это знание давало в руки Фокса рычаг воздействия на могущественного человека даже в том случае, если этот человек невиновен. Без сомнения, Фокс этим пользовался; сейчас даже трудно сказать как. В любом случае через год он уже находился на жалованье у Конклина и участвовал в его избирательной кампании. Он паразитировал на нем и сосал из него кровь, как пиявка. Тогда Миттель, устроитель дел своего босса, выступил наконец на авансцену. В результате Фокса насмерть сбил автомобиль, когда он, как принято считать, раздавал листовки, призывавшие голосовать за Конклина. Это преступление не составляло большого труда выдать за стандартное дорожное происшествие, повлекшее за собой смерть человека. Тем более что этот так называемый инцидент расследовал тот же самый парень, который занимался делом об убийстве Марджери Лоув. Результат аналогичный: в обоих случаях никто не был арестован.
— Маккитрик?
— Нет. Клод Эно. Но он уже умер и унес все свои тайны с собой. Но Миттель платил ему за услуги на протяжении двадцати пяти лет.
— Банковские уведомления?
— Ага! Те, что лежат у меня в портфеле. Если вас это заинтересует, вы, возможно, сумеете найти записи, которые напрямую свяжут Миттеля с этими выплатами. Конклин сказал мне, что ничего об этом не знал, и я ему верю… Хорошо, если бы кто-то согласился проверить все избирательные кампании, которыми на протяжении многих лет руководил Миттель. Возможно, выяснится, что за связанным с именем Никсона скандалом стоит именно он. Это был закулисный деятель очень крупного масштаба…
Босх придавил окурок о крышку стоявшего под столом металлического контейнера для мусора и швырнул его в контейнер. Почувствовав озноб, он снял со спинки стула и накинул на плечи свое короткое спортивное пальто. Оно было покрыто пылью и испачкано кровью.
— Ты, Гарри, выглядишь в этом одеянии как последний бомж, — заметил Ирвинг.
— Мне холодно…
— Ну тогда так и сиди.
— Знаете что? Он даже не вскрикнул.
— Кто?
— Миттель. Когда падал с горы, он ни разу не вскрикнул. Как-то это странно. Я, во всяком случае, не могу понять.
— А тебе и не надо ничего понимать. Кроме того, что он принадлежал ко всей этой гнусной шайке…
— Между прочим, я даже не пытался столкнуть его со склона. Он выскочил из кустов, напал на меня, и мы покатились по земле. А потом он вдруг исчез. И даже не вскрикнул.
— Я тебя понимаю. Но никто не утверждает…
— Странно все это — как ни крути. Начиная это дело, я просто задавал вопросы, касавшиеся моей матери, а люди вдруг начали умирать один за другим…
Босх посмотрел на висевшую на стене таблицу для проверки остроты зрения. Странно, что ее повесили в смотровой комнате.
— Господи… Паундс… Я…
— Я знаю, что произошло, — перебил его Ирвинг.
Босх перевел на него взгляд.
— Мы опросили всех людей в твоем подразделении. Эдгар сказал мне, что по твоей просьбе разыскивал по компьютеру Фокса. И я пришел к выводу, что Паундс или подслушал ваш разговор, или каким-то образом узнал, чем занимался Эдгар. Полагаю, что после твоего ухода в административный отпуск он стал проявлять повышенное любопытство к тому, чем занимались твои друзья. Узнав о Фоксе, он решил копнуть поглубже и наткнулся в своих изысканиях на имена Миттеля или Воуга. Все эти компьютерные проверки не прошли мимо Миттеля. У него были знакомые, которые наверняка предупредили его о том, что к его особе проявляют подозрительный интерес.
Босх хранил молчание, задаваясь вопросом, верит ли Ирвинг в подобное развитие событий или же дает ему понять, что знает, как все обстояло на самом деле, но собирается спустить это дело на тормозах? Теперь, впрочем, это не имело никакого значения. Он сам был своим высшим судией в этом деле, вне зависимости от того, стал бы преследовать его Ирвинг за гибель Паундса или нет.
— Господи, — повторил он. — Его убили вместо меня.
Его снова начала бить крупная дрожь. Как будто произнесенные им слова спровоцировали акт экзорцизма[2]. Швырнув резиновый пузырь со льдом в контейнер для мусора, он обхватил себя обеими руками, пытаясь согреться. Но дрожь не утихала, и скоро ему стало казаться, что он уже никогда не согреется и овладевший им озноб не следствие временного недомогания, а неотъемлемая часть его нынешнего бытия. Потом Босх ощутил на губах горячую солоноватую влагу и понял, что плачет. Он отвернулся от Ирвинга, хотел было сказать, чтобы тот ушел, но не смог произнести ни слова — челюсть свело, как ногу у пловца.
— Гарри? — услышал он голос Ирвинга. — С тобой все в порядке?
Босх исхитрился кивнуть, недоумевая, почему Ирвинг не замечает, как сильно сотрясается от дрожи все его тело. Пытаясь согреть руки, он сунул свои холодные как ледышки ладони в карманы пальто, нащупал в левом какую-то вещь и автоматически потащил ее наружу.